твительно любишь, дай ей то, что ей больше всего нужно, не ставя никаких условий. И не жди за это награды».
Глава первая
Сверкающая бритва молнии вспорола тучу. Где-то позади птица, спугнутая резким раскатом грома, с пронзительным криком захлопала крыльями. От запаха сырого дерева и влажной земли в голову полезли странные, совсем не свойственные мне мысли.
Педали велосипеда крутились туговато, а руль капризно плясал в руках, норовя выскользнуть. На какое-то мгновение мне даже показалось, что управление не удержать. Неудивительно на такой-то дороге: гравий здесь очень крупный и неудобный не только для езды, но и для ходьбы тоже.
Снова громыхнуло.
Крупными каплями зачастил дождь. Тонкая летняя одежда вмиг промокла, а плечи покрылись гусиной кожей.
Справа и слева глухими стенами тянулись заборы, в основном металлические и редко – деревянные или кирпичные. Дачники полагали, что это – надежная защита от чужих глаз и непрошеных гостей. Наивные. Мне никогда не претило подсмеиваться над подобной глупостью или неосмотрительностью, особенно когда ложное чувство уверенности в собственной защищенности толкало людей на необдуманные действия, то есть прямиком ко мне в руки.
Дождь все усиливался, отделяя меня от остального мира мутной белесой занавесью. Даже столь, казалось бы, эфемерная защита намного надежнее самого крепкого и высокого из заборов: никто не решится сунуться ко мне в такой ливень. Быть может, за это я и люблю дождь.
Впереди, в звенящих по гравию струях, замаячило темное размытое пятно. Завидев его, тут же останавливаю велосипед. Совсем ни к чему, чтобы меня здесь кто-нибудь заметил. Закатываю своего железного друга в заросли крапивы. Замираю, прислушиваясь. Из дома – а размытое пятно не что иное, как дом, – доносятся едва уловимые звуки музыки. Логично было бы не спешить, осмотреться ради осторожности, но я не делаю этого, ведь мне известно наверняка, что хозяйка сейчас у себя одна. Не зря же мне целую неделю пришлось наблюдать за ней, дни и ночи проводя на вершине высокого холма, который раскинул свои поросшие густой травой бока неподалеку от дачного поселка. Хоть у меня и имелось все необходимое – палатка, дождевик, запас воды и продуктов и, конечно же, мощный бинокль, – процесс знакомства с жизнью жертвы простым делом не назовешь. Во-первых, крайне сложно терпеть июльский зной с беспощадно палящим солнцем на открытом, да еще и возвышенном пространстве. Во-вторых, это небезопасно в том смысле, что поблизости в любой момент могут объявиться любопытные глаза. Плюс множество прочих досадных мелочей. Но мне не впервой. Тем более, эта игра того стоит. Еще как стоит…
Крадусь вдоль огороженного участка, но не к нужному дому, а к соседнему. Там забор невысокий, деревянный, через него перелезть труда не составит. А потом – прямиком к цели: в гости к одной глупенькой красавице. Сегодня к ней никто, кроме меня, прийти не должен, потому что высокий блондин в очках, ее парень, уехал на заработки на юга, а родители все лето живут на своей даче в паре сотен километров отсюда. Друзей у Дины много, но все они в этом месяце разлетелись кто куда. Поэтому помешать мне может только случайность.
Да, я знаю о ней все.
Небо снова озаряется бледным электрическим светом, глухо, почти по-человечески стонет, изливая всю накопленную влагу безудержным плачем. А может, это всего лишь разыгралось мое чересчур живое воображение в предвкушении встречи, ради которой потрачено столько времени и сил. Дине придется постараться, чтобы порадовать меня.
Участок у нее небольшой, на глаз – сотки три-четыре. Да и зачем юной девушке целая плантация? Не будет же она свою молодость огурцам с помидорами посвящать. Дача ей нужна для отдыха от городской суеты и духоты, а не для работы. И это, как мне кажется, разумно. Не в средние века ведь живем. Добрую четверть участка занимает глубокий бассейн, за которым уютно гнездится увитая декоративной фасолью резная беседка. Всюду пестреют цветы. Садила их наверняка не Дина, но разве это важно, ведь все выглядит так аккуратно и мило.
Сам дом, разумеется, тоже.
Подхожу к усыпанному прозрачным бисером окну. Не заглядываю, просто впитываю окружающий сладковатый аромат флоксов и шафрана, усиленный прохладой и свежестью дождя, вслушиваюсь в еле различимый мелодичный голос – Дина поет. Жаль, нет с собой диктофона. Хотя вряд ли моя скромная техника смогла бы правильно передать эмоции поющей. Что уж говорить о моих собственных обостренных до предела чувствах… Таких приборов пока не изобрели.
Сейчас все кажется необычным: шум дождя оглушает, его скользящие влажные прикосновения вызывают почти физическую боль. А голос, почти незнакомый, но в этот момент самый близкий на свете, пробуждает во всем теле нечто беспокоящее, похожее на зуд. Переступаю с ноги на ногу – терпеть назойливое, словно насекомое, ощущение нет сил. И я все же заглядываю в мутное окно, чтобы отвлечься. Нельзя давать волю эмоциям. Все – после.
Дина в майке и коротких шортиках крутится перед зеркалом с расческой в загорелой руке. Тщательно расчесанные волосы пшеничной копной рассыпаны по спине. Если