дошли до Берлина, видели капитуляцию Германии, возвращались домой под ликующие возгласы народа. Григорий Трофимов этой радости не смог испытать. Ещё на первых рубежах обороны Германии он получил ранение, в результате которого его комиссовали и отправили домой в феврале 1945 года. В родной хутор Чекалова Гора он вернулся хромой на одну ногу, без правого глаза и полностью глухим на правое ухо. Но и так был радостно встречен женой, не видевшей его с 1941 года, когда в первых рядах добровольцев он ушёл в Красную Армию защищать родные земли от фашизма. А в средине декабря 1945 года жена подарила Григорию сына. Маленький человечек родился в ночь на 10 декабря, когда пурга мела так, что даже месяца видно не было. Имя ему выбирал отец, назвав его в честь правителя Иосифом. И ещё неделю после его рождения снег заметал все дороги и дома до крыш. Первенец в семье Трофимовых так и остался единственным ребёнком и наследником всего отцовского хозяйства. Так началась история человека, призванного оставить след в истории своей родины.
Но до этого было ещё много времени, а пока Ёська, как называл его отец, рос, учился помогать в семейных делах. Уже в неполных два года Ёське доверили первое значимое для него дело – пасти утят. Отец выломал ему прутик и показал, как нужно выгонять и загонять утят. Нехитрое дельце вызвало бурю эмоций у мальчонки. Ещё не умевший говорить, он с дикими криками «ай-на» гонял утят из сарая на улицу и обратно в сарай, размахивая прутиком, мчался за ними, иной раз даже перегоняя их и падая. Отец со смехом наблюдал за тем как маленький Ёська со всей важностью выполняет данное ему поручение. Он и сам был похож на маленького птенца, бегал как гусята – расставив руки и оттопырив зад, при этом вытягивал шею и губы, чтобы крикнуть своё «ай-на». Утята от этого крика разбегались кто куда и от этого было ещё веселее смотреть на всё происходящее.
Уже к следующему лету Ёська научился более-менее сносно говорить и уже щебетал без умолку. Он сидел на земле в теньке от куста смородины и перелаживал с места на место камушки, когда во двор на коне въехал отец.
– Ёська! – Громко крикнул казак, подзывая сына.
На этот крик вышла и жена Григория. Ёська же подскочил на ноги и бросился бежать к отцу.
– А ну к иди сюда, казак, – отец подхватил одной рукой сына и посадил перед собой в седло.
– Ты чего удумал? – Жена тут же преградила путь со двора. – Зашибёшь мне сына, дурья твоя голова. Куда ты его сажаешь? Дитё ещё. Ни держаться не может, ни в седле сидеть.
– Я в его годы с отцом уже скакал, – Григорий скинул рубашку, – и ничего, на зашибся. Он казак. А казак коня должен с детства знать. Отойди с дороги. Ничего не случится с ним.
Он посадил Ёську в седло перед собой и, крепко прижав его рукой, выехал со двора. Сначала не спеша они выехали на край хутора, туда, где кончались дороги и начинались бескрайние донские степи. Григорий пришпорил коня и тот поскакал быстрее. Легкий ветерок трепал кудри Ёськи, щекотал глаза и щёки. Впившись в седло своими маленькими ручонками, он с замиранием сердца наслаждался этим моментом, свежим степным воздухом, наполненным ароматом донских трав, жаром, нагретой за день земли, ощущением воли.
Проскакав по степи, Григорий направил коня вниз по склону, туда, где в низине не спеша нёс свои воды Дон. Здесь течение было тихое и спокойное, а Дон ещё не был таким широким как на берегах Ростова-на-Дону, но всё же чувствовалась его мощь. Поэтому и почитался он среди казаков ни как иначе, как «Батюшка». И он как родных детей принимал станичников, хуторян и прочий люд, который ловил в нём рыбу или вёз товары. Остановившись на берегу реки, Григорий слез с коня и, взяв на руки Ёську, вошёл в реку. После жары вода в реке казалась прохладной и Ёська аж взвизгнул, когда отец окунул его первый раз. Лучики солнца отражались в волнах реки и Ёська довольно щурился, смотря на них. В руках отца было спокойно и безопасно. Он плескался в воде, поднимая кучу брызг, радостно пищал и хохотал. Особо ему нравилось, как отец подбрасывает его вверх, а потом ловит и они вместе падают в воду. Ёська хохотал и просил ещё и ещё. Потом, когда он вырастет, он часто будет вспоминать именно эту часть детства, и каждый раз на душе будет становиться тепло. А пока он просто хохотал и наслаждался игрой в воде. Устав от игр, Григорий взял сына на руки и, выйдя на берег реки, лёг в траву. Они лежали и смотрели на небо, на большие и пушистые облака, из которых ветер делал причудливые фигуры.
– Вон, видишь, Ёська, то облако, – Григорий показал рукой на небо, – смотри, как похоже на собаку с косточкой.
Ёська уставился в небо, но ничего не увидел. Не было ни собаки, ни косточки, а только большие куски белых облаков, медленно плывущих над ними. Григорий захохотал, прижав сына к себе. Так они лежали и смотрели в небо ещё долго, пока солнце не стало клониться за горизонт и тень не сползла на них. Обратно ехали не спеша, Григорий так же крепко прижимал к себе сына, а Ёська, устав от купания начинал дремать в седле. Как только въехали в хутор Григорий сразу увидел жену, стоящую у плетени. Усмехнувшись, он подъехал к ней.
– Видишь, цел и здоров сын. Настоящий казак растёт, не у мамкиной юбки, а по степям да раздольям.
Жена