VIII в. после большого пожара 1773 г. Тогда был составлен план застройки погоревших мест с предписанием: «…площади, улицы и переулки кривые сделать прямее».
Настасьинский переулок, возможно, стал называться по имени жены князя Волконского, который в 1730-х гг. имел здесь большую усадьбу (надо быть очень популярной в народе, чтобы переулок назвали в честь не самого князя, а его жены). Иногда этот переулок называли и Княж-Настасьевским и Медвежьим (последнее по фамилии владельца).
На углу – помпезное здание «сталинского ампира» неплохих пропорций (по сравнению со многими строениями этого стиля). Его выстроили тут в 1932–1936 гг. (архитектор Н.И. Тихонов) для советских контор, встроив в него дворец работы знаменитого М.Ф. Казакова. Он в конце XVIII в. перестраивал старое здание, владельцами которого были П.И. Орлов, потом А.А. Волков, а с 1788 г. генерал-майор А.П. Ермолов, известный только тем, что был фаворитом Екатерины II и сделал фатальную ошибку, позволив себе критиковать Потемкина, результатом чего было быстрое удаление его от радостей жизни.
В XIX в. дворец переходил от одного владельца к другому, пока в 1845 г. не был продан в казну для размещения аппарата московского гражданского губернатора.
На углу переулка и Тверской улицы, в доме № 1 осенью 1917 г. открылось «Кафе поэтов», очень популярное тогда место встреч художественной интеллигенции. «…На Тверской в Настасьинском переулке, в маленькой хибарке, было кафе жизни, – вспоминал поэт Шершеневич. – Там собирались не только поэты. Туда приходили попавшие с фронта бойцы, комиссары, командармы. Там гремели Маяковский и Каменский. Там еще выступал не эмигрировавший Бурлюк… В этом кафе родилось молодое поколение поэтов, часто не умевших грамотно писать, но умевших грамотно читать и жить. Голос стал важнее биографии». Там вы ступали многие известные впоследствии поэты и даже заходил сам нарком просвещения Луначарский. По словам очевидца, «„Большой зал”, где происходили выступления, был, собственно, очень невелик. Столики там стояли только вдоль одной стены; все остальное пространство было заставлено стульями – для „аудитории”. На стенах висели или просто были намалеваны инфантильные образцы абстрактной живописи… а в углу, очевидно, кому-то в назидание, были выставлены пропыленные штаны футуриста Василия Каменского. За аркой, по левой стене зала, имелся еще другой, бесспорно „малый” зал, с буфетом, уже сплошь уставленный столиками, где можно было выпить стакан чаю с повидлом и пирожным на сахарине». Кафе это просуществовало недолго – до 14 апреля 1918 г.
В переулке находится одно из ярких и запоминающихся произведений модерна в Москве (№ 3), на фасаде которого, облицованном уральским мрамором, помещены даты начала и конца строительства «1913» и «1916» и надпись: «Российская ссудная казна». Дом выстроен с применением переработанных форм нарышкинского барокко, но организация архитектурных масс в нем ориентируется на классическую ордерную архитектуру. Ее признаки – симметричность композиции, выделение центральной оси. Это произведение «архитектора Высочайшего Двора» В.А. Покровского, известного многими работами в «неорусском» направлении модерна в Нижнем Новгороде и Петербурге, и гражданского инженера Б.М. Нилуса, автора здания цирка Никитиных на Садовой в Москве и нескольких доходных домов. Здание намеренно поставлено несколько в глубине – для того чтобы, как писали в прессе того времени, «открыть лучший перспективный вид» на него. Внутри находился обширный двухсветный аукционный зал, к которому примыкало здание кладовых с обходной галереей для охраны. Ссудная казна выдавала деньги под заклад золота, серебра, платины и драгоценных камней, а также других ценных вещей, кроме процентных бумаг, одежды и «обыкновенной мебели».
Здание Российской ссудной казны. Архитектор В.А. Покровский. 1913–1916 гг.
Интерьер Российской ссудной казны
В 1918 г. с переездом советского правительства в Москву здесь поместился Народный комиссариат внутренних дел, а в 1920-х гг. – Государственное хранилище (Гохран).
В здании хранились десятки тысяч разно образных реквизированных ценностей. По свидетельству одного из старых большевиков, привлеченных к их реализации, «на сплошных стеллажах лежали золотые и серебряные вещи, сервизы, меха и многое другое», что в основном продавалось за границу для получения твердой валюты. Сюда же свозилось со всей России конфискованное церковное имущество. Оклады икон, утварь отправлялись на переплавку, со старинных книг сдирались серебряные оклады, снимался жемчуг и нанизывался на нитки – все это шло на продажу и тоже все больше за границу. Как писал в своих воспоминаниях один из работников комиссариата финансов, только летом и осенью 1924 г. было получено из Лондона (куда серебро отправлялось для аффинажа, то есть очистки) около 16 тысяч пудов (!) очищенного церковного серебра.
На втором этаже небольшого дома (№ 5), построенного в 1883–1891 гг. и ныне исковерканного, находился уютный маленький театр имени В.Ф. Комиссаржевской, которым руководил ее сводный брат, по профессии архитектор, Федор Комиссаржевский, поднявший знамя театрального «романтизма» в предреволюционной Москве. О театре вспоминал И.В. Ильинский