нилось, что ехать мы должны были на вездеходах.
В моем сознании быстро изобразилось, как мы на военных самоходках, которые показывали в передаче "Служу Советскому Союзу", разрезаем поля и болота, смешивая клюкву с грязью, в погоне за обезумевшим от страха зайцем. На Урале, правда, нет обширных болот, а клюкву можно найти только на прилавках Центрального рынка, но откуда это могло быть известно одиннадцатилетнему ребенку, практически не выезжавшему за пределы города?
Итак, начались сборы. Мама копошилась на кухне, а мы с сестрой, не зная, как еще можно готовиться, предались мечтам.
– Ты думаешь, стрелять нам придется? – спросила я сестру, лежа на кровати поверх покрывала.
– Разумеется, нет, что за глупые вопросы? – ответила она с высоты своего пятилетнего старшинства, – Раньше совершеннолетия это вообще не положено. К тому же, нужно иметь права на охоту, вроде водительских, они называются лицензией.
Я немного засомневалась в таком известии, но с облегчением приняла, что охотиться меня не заставят.
– Пап, а мы с Людой тоже будем стрелять? – приставала на следующий день я к отцу, чтобы прогнать самые последние сомнения.
– Обязательно! Дадим тебе ружье, и будешь ждать лося в засаде.
– Я ведь не умею пользоваться ружьем!– переполошилась я, и здание моей уверенности, с таким трудом возводимое во вчерашних ночных разговорах с сестрой, тут же заколебалось
– Научим – это недолго, – в глазах папы засияла лукавинка.
– А почему тогда у тебя глаза стали узкие? – не унималась я.
– Смотрю на тебя, вот и узкие…
– Ма-а-ам, мне ведь нельзя брать в руки ружье, я ведь ребенок.
– Да успокойся ты, никто не заставит тебя это делать, – пообещала мама, на мгновенье отрываясь от готовки ужина.
– А папа говорит, что меня в засаду поставят.
– Конечно, поставят, и ружье дадут, – подхватывал вошедший на кухню отец, и все начиналось по второму кругу.
В общем, переживаний хватало, а окружающие только посмеивалась над моими страхами.
Утром все было готово: два рюкзака набитые непонятно чем и мы с сестрой навьюченные как на Северный полюс в зимние пальто и в три кофты. Родители одевались на ходу.
Когда к условленному месту подъехал всего один вездеход, то моему разочарованию не было предела. Явилась не военная колона самоходок, а обыкновенный фургон с высокими колесами, какой обычно собирает рабочих на вахту. Отец разговаривал со своими сослуживцами, о чем-то шутил и не представлял, как в детской душе, сперва робко, а потом все более настойчиво зрел отчаянный вопль: "Не видать мне подавленной брусники, глядя в щель обзора как в танке!"
– Что насупилась? Болит что-нибудь? – поинтересовался отец, заметив мою скривившуюся физиономию.
Ах, как мне хотелось тогда сказать что-то противное. Нет, лучше жалостливое, чтобы вокруг меня все закопошились, забегали, стали причитать. Да хоть бы и соврать, что болит. Да! вот именно болит нога или лучше – живот. Только ни в коем случае нельзя говорить настоящей причины своего уныния, потому как-то стыдно признаться, о чем я размечталась. И эти взрослые, еще чего доброго, смеяться будут и дразнить. Так что вслух я только и произнесла:
– Ничего не болит, – на том внимание к моей персоне закончилось.
После того, как фургон проколесил час по городу, собирая охотников с их семействами, внутри него стало тесно и оставалось благодарить небеса, что это не крохотная самоходка.
– А кто убьет лося, тому достанутся его рога. Да? – обратилась ко мне тетя Люся – замечательная стряпуха и жена папиного начальника.
От ее слов все мои прежние страхи возобновились, поэтому не нашла ничего лучшего, как поглубже спрятать голову в накрученный шарфом воротник и ничего не ответить.
Тем временем компания шумно обменивалась впечатлениями от предыдущей охоты.
– Славка у нас пить мастак! Последнюю бутылку мы спрятали в дупло, а ему не сказали куда, чтобы было чем угощаться на посошок. Приходим через три часа: бутылки на месте нет, а Славик назюзюканный. Вот человек, нутром пол литра чует.
– За это дело стоит выпить! – вставил дядя Слава свое веское слово.
Взрослые засмеялись, зашевелились. Откуда-то возникли металлические чарки и кружки, какие-то бутерброды. Дали и нам с сестрой по пирожку. Оказывается, никто не собирался нас морить голодом до тех пор, пока не завалят лося и не сварят из него шулюм. Настроение медленно, но неуклонно стало подниматься.
– "Ти ж мене пидманула, ти ж мене пидвела…" – затянула хохлушка тетя Люся свою любимую песню. Тут же ее подхватили остальные. Было видно, что наша компания не только "спитая", но и "спетая". После затянули "Эх, дороги", и, наконец, вспомнив, что среди них есть и дети, запели "Пусть бегут неуклюже". Эту песню я не любила. Сами посудите, в ней повествовалось, что прилетит волшебник в голубом вертолете и оставит в подарок "пизод из кимо". Знаете что это такое? Я тоже была в полном недоумении и думала, что поют неправильно,