Старик и дельфин. Валерий Рыженко

ерхности, заглотнуть свежего воздуха и почувствовал, что тонет. Отвратительное месиво, словно щупальца спрута тянуло в бездонную глубь. Очередной взрыв вызвал бушующую волну, с нахлёста ударившую его и закружившую до потери сознания.

      – — – — – — – — —

      Была ранее, весеннее утро, когда старик вышел из однокомнатного деревянного домика с небольшой прихожей, расположенного недалеко от берега моря. Спустился по шатким ступенькам, которые плясали под его ногами, словно клавиши «отжившего» пианино, издавая трескучие и одновременно тревожные звуки, прошёл мимо небольшого бассейна, сооружённого самим, и вышел к невысокому, заросшему пожелтевшей травой пригорку, с которого открывался вид на бескрайний простор, нависший над морем. Небо было чистое. Солнце палило, накаливая воздух

      Ещё в домике, проснувшись, он почувствовал, что в окружающем произошло что- то неладное. В воздухе носилась тяжёлая смесь, которая затрудняла дыхание.

      Из завешенного туманом горизонта, выкатывалось солнце, бросая горящие лучи на чёрную поверхность моря, покрытую на несколько десятков квадратных километров густой, тяжёлой нефтью. Она вылилась из двух столкнувшихся ночью танкеров, носы которых ещё торчали из воды, как громадные скалистые рифы.

      – Человек убивает природу, – сказал старик, – только немногие понимают, что, убивая природу, человек убивает себя.

      Несмотря на годы, перевалившиеся за седьмой десяток, он был в хорошей спортивной форме. Каждое утро проплывал по три километра, потом пробегал столько же, садился на песок, скрестив ноги, и, подставив лицо с закрытыми глазами под солнце, представлял себя парнем, в котором играла и бурлила молодая кровь.

      Вначале старик хотел, как обычно, поплавать в море, но, увидев его безжизненную поверхность, решил повернуть назад. Ему было больно смотреть на безрадостную картину. Сколько лет жил возле моря, но ещё ни разу ему не приходилось видеть его омертвевшим и бездыханным. Окинув взглядом берег, похожий на чернильную жирную черту, старик увидел чёрный обрубок, который принял вначале за кусок дерева, но его мнение сменилось, когда обрубок зашевелился. Это был небольшой дельфин с вытянутым вперёд ртом в виде клюва, весь покрытый толстым слоем нефти, от которой исходил удушающий запах, разрывая лёгкие. Он дёргался, с трудом поднимая заострённую морду.

      Дельфин умирал.

      – Эх, брат – вздохнул старик, – не сумел удержаться в море, лишним оказался в нём, выбросило оно тебя. Так бывает. Что же делать с тобой? Стащить в море, сквозь нефть ты не пробьёшься, оставить на суше задохнёшься. Так бывает, – повторил он, – когда все отворачиваются от тебя, и ты оказываешься ненужным.

      Старик стащил полотняную куртку, смотал её в крепкий жгут и начал вытирать дельфина, сбрасывая толстые пласты нефти. Это была нелёгкая работа, но он не помнил, что было время, когда не утруждались бы его руки. Очистив дельфина, старик увидел, что его спина имела коричнево – синюю окраску, живот – светлый. По бокам пролегали полосы, переходящие из светло – жёлтых в серые. Отбросив куртку, он, нагнувшись, обхватил дельфина за туловище, поднял и прижал к груди.

      – Тяжёл ты, брат, – сказал старик, – но я пока ещё не слаб, дотащу тебя к дому, там у меня есть бассейн, поживёшь в нем, пока море очиститься, а потом и на волю отпущу тебя, а может и нет, если понравишься мне, и мы, – он спохватился, вспомнив, что существует безжалостное время, которое, обрушиваясь на дельфина, забивает его дыхание.

      Нести дельфина было нелегко, всю ночь старика мучила язва, она доставала резкой болью под ложечкой, и ему хотелось сбросить дельфина, улечься животом на песок, чтобы хоть немного притушить резь, но он терпел, порой его ноги сплетались, часто вязли в песке, плотный пот хлыстал по лицу, постоянно приходилось мотать головой, сгоняя его с глаз, чтобы не потерять дорогу и не завалиться в густые кустарники, разросшиеся по сторонам тропинки. Старик сбросил ботинки, иногда от напряжения ему приходилось падать, рот забивался песком, но, потом отхаркавшись, снова вставал и шёл, изредка останавливался, чтобы отдышаться и поговорить.