ладно, об этом тоже лучше сейчас не думать. Надо включить воду похолоднее, умыться и успокоиться! А обо всем остальном подумаю потом.
От ледяной воды мое лицо покраснело только сильнее, и я, чтобы не расстраиваться еще больше, подошла к окну.
Ладно, этот урок пропущу, математичка, конечно, будет недовольна, но что-нибудь придумаю. Все равно у меня выше тройки не выйдет, так что какая разница: уроком больше, уроком меньше. Я не гений математики. И геометрии. А еще биологии, географии, истории… У меня, вообще, наверное, никаких способностей нет. И любимых предметов тоже. Или нет, они были раньше. Например, мне литература нравилась. И русский… А еще музыка… Но потом все как-то резко изменилось…
Так, опять я не о том думаю. Надо же о хорошем, чтобы скорее успокоиться. Ну и о чем, например? Что хорошего произошло в последнее время? Припоминается с трудом. Зато миллион примеров плохого. Просто черная полоса какая-то. Нет, надо найти в ней светлые пятна! У меня есть собака, Анфиса! Это же хорошо! Правда, она бестолковая и вредная… Но это ладно… Мне подарили укулеле – гавайскую гитару, которую я так хотела. Я, конечно, все никак ее нормально не настрою, да и играть на ней оказалось не так-то просто… Что еще… У меня есть дом, мама, бабушка с дедушкой и двоюродные брат с сестрой… Это же тоже хорошо, у некоторых и этого нет… А у кого-то полная семья, и родители живут вместе… И есть родные сестры-братья, и потому они не чувствуют себя порой невыносимо одиноко. А еще они часто путешествуют, ну или хотя бы ездят на дачу каждые выходные… Так, зависть – плохое чувство. А надо думать о хорошем. Может эту, дыхательную гимнастику, попробовать? Как там? Глубокий вдох-выдох… Вдох-выдох!
– А, вот она где! – раздался звонкий голос Пташкиной, моей одноклассницы, практически одновременно с тем, как из-за двери появился ее нос. – Мы уже решили, что ее нло похитило. А нет, она просто урок прогуливает! – сказала она кому-то за дверью.
Кем-то оказалась Марина Лопухова, другая моя одноклассница:
– Тебя математичка велела найти. Ты чего тут сидишь?
Их появление меня не особо обрадовало. Мельком глянув в зеркало, я успокоилась, что краснота и припухлость вроде прошли, и было не сильно заметно, что я плакала.
– Да так, живот заболел, – соврала я. – Потом сама к Ирине Георгиевне подойду и объясню все. – Возвращаться в класс сейчас мне не хотелось.
– Ну ладно, тогда мы пошли, – разочарованно сказала Ленка Пташкина. Видно, ей было жаль, что поиски закончились, и пора возвращаться в класс.
Дождавшись, когда их шаги стихнут, я снова повернулась к зеркалу и посмотрела на себя.
Ну что, мы сильные? И нам все равно, кто и что говорит? «Пусть хоть горшком назовут, лишь бы в печку не ставили», – так, кажется, бабушка любит повторять? Надо быть выше этого. Я спокойна, я стена, от меня все отлетает, мне все нипочем… Я ни на кого не обращаю внимания. Особенно на этих мерзких Алену с Лизкой – они вечно ко мне придираются и постоянно гадости говорят! Еще с начальной школы… Вроде я им никогда ничего плохого не делала, за что они меня так ненавидят? Да еще и половину класса против меня настроили…
Глаза девочки-подростка в зеркальном отражении предательски заблестели.
Нет, больше не буду плакать! Буду делать вид, что мне все равно!
Я глубоко вдохнула и решительно вышла из туалета. Как раз прозвенел звонок с урока, и в пустые коридоры вывалилась шумная толпа учеников разных классов. Они стояли кучками по двое, трое и болтали или топали строем в другой кабинет. Младшие классы носились по коридору, пока никто из взрослых не делал им замечание. Мне не хотелось идти в свой класс, поэтому я встала у окна, тоскливо бросая взгляды вдаль, подальше от школьных стен.
Как же мне все надоело! Может, и правда, перейти в другую школу, как мне предлагает мама? Будет все по-другому. Учителя, одноклассники…
Прозвенел звонок, и я нехотя поплелась на урок биологии. Ничего, еще пару часов потерпеть – и домой.
Дома меня, радостно виляя хвостом, встречала Анфиса. Маленький озорной йорк, появившийся у нас около месяца назад и сразу покоривший наши с мамой сердца. Однажды мы обнаружили ее на пороге квартиры. Пытались найти хозяев, но так никто и не откликнулся. И она осталась с нами, чему я была безумно рада.
Большим умом Анфиса не отличалась или притворялась, что не отличается, что тоже вполне возможно. Когда ей было выгодно, она могла выдавать недюжинные умственные способности, чтобы заполучить какую-нибудь вкусность, утянув ее со стола. Но чаще Анфиса делала вид, что не слышит и не понимает наших команд, игнорируя их и почесывая себе за ухом или пронзительно вопя на голубей за окном, начиная с пяти часов утра. Кстати, за последнее часто очень хотелось выкинуть ее на улицу обратно.
Только дома я могла не притворяться и быть самой собой. Не делать вид, что все хорошо, натянуто улыбаясь, когда мне того совсем не хочется. Дать волю слезам и, обняв Анфису, рассказывать ей обо всех своих проблемах и неудачах. Мне очень нужно было выговориться, а мама возвращалась с работы поздно. Так что Анфисе частенько приходилось выслушивать меня. Впрочем, обычно она