p>
СЕЙЧАС мы с вами, уважаемый читатель, открутим назад лет сто пятьдесят и окажемся в старинном губернском городе Чернигове, что на севере Малороссии. Готовы? Тогда потопали.
Ближе к полудню мы вышли, наконец, к восточной окраине города. Ещё чуть-чуть, и окажемся в удивительном месте, где остановилось время, где пространство кривляется и искривляется, где полно иллюзий и аллюзий.
Улица, по которой мы идём, раньше носила имя Растеряевой. Кто это такая, чем знаменита – уже не вспомнить. Нравы сей улицы своеобразны, а характеристика всего города у знаменитого писателя позапрошлого века Глеба Успенского похожа на цинично-тягостное признание: «Чернигов вовсе не замечателен, скучен, безжизнен и безлюден». Да упокоится он с миром, раз не заметил при своей жизни одного важного события в истории Чернигова.
Классик давно не живёт в Чернигове, да и умер рано, но, знать, ему на смену в этом «скучном, безжизненном и безлюдном» местечке появился на свет последний ребёнок в семействе местного богача Исаака Балабанова. Малютку назвали с расчётом, тенденциозно и возвышенно – Анжеликой. Она-то и будет главным персонажем нашего дальнейшего повествования.
Каменный дом Балабановых стоял среди дубов прекрасного парка, недалеко от Красной площади. Раньше площадь именовалась Базарной, потом Красной, потом обратно Базарной – каждая новая власть возвращала ей прежнее имя, но такие пертурбации не помешали ей сохранить свои функции в первозданном колере и пыли.
В семье Балабановых было шестнадцать детей. Семейство считалось одним из самых богатых в городе.
Исаак Балабанов с молодости служил в земской управе. Как-то, проводя по бумагам очередную ревизию, обнаружил огромное бесхозное поле. Оно, конечно, всегда существовало, более того – хозяин у поля тоже был всегда. И не кто-нибудь, а сам генерал-губернатор Милорадович. По наследству земли отошли сыну его – тоже генерал-губернатору, только столичному.
Сынок был боевой генерал, все высшие награды европейских держав имел. Да в декабрьскую смуту 1825-го какой-то дурной отставной поручик убил его. Подло, в спину. Только об одном успел петербургский столоначальник распорядиться: дать вольную крестьянам своим. Вольные-невольные, а деваться им всё одно некуда.
Так и остались они на земле Милорадовичей. Так и жили, детей растили. А треть века спустя вышло по России освобождение крестьянам. Кончилось крепостное иго, а поле осталось. Как бы ничейное. Его и распахал под бульбу Исаак Балабанов.
Однако объект-то ещё не признан выморочным, за тую картошечку могли и посадить, в те времена строго было: схитил – пожалте, милейший, в казенный дом. А Исаак и так в казенном доме служил. Повинился коллегам в содеянном, и сам предложил оштрафовать себя – аж на десять целковых. И проект реляции самолично подготовил: «Предупредить купца Балабанова, что если в следующий раз засеет поле, то снова оштрафовать». Так и заплясала гопака хитрая аренда: с урожая тысяча рублей в год, а штраф десять. На первоначальный капитал купил свечной заводик да пивоварню, а уж с них пошла прибавочная стоимость.
Семья Балабановых происходила из ассимилированных – проще говоря, абсорбированных – евреев.
Тех, что веру приняли православную и за то получили право славить и словить всё, что ненадлежаще лежит или может испортиться. Порядок должен быть, орднунг, как немцы говорят. Иначе затопчут, и ты, непризнанный и голодный, падёшь дрючком пропертый…
Называться по православным святцам Исаак отказался, заявив при крещении:
– Имя человеку даётся один раз, и прожить надо так, чтобы не жёг позор и чтобы, умирая, мог сказать, как тебя зовут…
– Весомо, – согласился батюшка, укладывая под сутану пачку казначейских билетов.
Папаша Исаак (если уважительно, то закен, что значит «мудрый старик») Маркса не читал, не осилил даже первого тома, но чтил эпитет «прибавочная», и потому капитал его прибавлял, как на пивных дрожжах. Слыл в Чернигове культурным. Газету выписывал, в шахматы играл. Таких вокруг было немного: Ужасовичи, Соли, Зелемские да обрусевший Глебов.
Ужасовичи были соседями и самыми близкими друзьями. Их огромный дом смотрелся в окна огромного дома Балабановых, и когда в одном гуляли, в другом задёргивали шторы. Главы семейств, Исаак Балабанов и Шмуль Ужасович, ходили друг к другу без приглашений, женщинам же оставалось хвастаться своими нарядами и интеллектами на Красной площади или в лавках Алексеевского Пассажа (половина его «лабутиков» принадлежала Исааку; Шмуль же владел самым большим в городе питейным заведением, прозванным громадянами «Бар-сучья нора»).
С Солями Балабановы почти не общались. Анжелика училась с их младшей дочерью Бертой. Ходили вместе играть на фортепьянах. Анжелике не нравилась вечно сонная Берта Соль, не любила она и колотить по клавишам, но считалось, что они подруги-расподруги.
Со старшим Зелемским Исаак Балабанов решал какие-то хозяйственные вопросы, заседая в уездном собрании. Дел у депутатов всегда много: улицы мостить камнем, водопровод тянуть, столбы