ех прав сразу.
– Вставай, твою мать, алкаш! Устроил здесь лежбище котиков, понимаешь!
Я перевернулся на спину и передо мной поплыли грязные лестничные пролёты, облупившийся, закопченный зажигалками потолок.
– Вставай, вставай, блин! Я на работу опаздываю!
– А я причём?– вопрос мог прозвучать более веско, чувствуй я себя получше. Голова должна была вот-вот разлететься по подъезду на миллион кусочков.
– Ах ты ж…! Ещё и огрызается, зараза! Слышь, Ань, вызывай полицию!
Мужик, наверное, думал, что меня это напугает. Да мне сейчас куда угодно, только бы подальше от своей головы. И от его криков. Я честно попытался встать. Никак. Каждое движение отзывалось в голове маленькими, но меткими бомбочками. Больно было даже смотреть. Даже думать больно. Я снова лёг и закрыл глаза. А мужик продолжал возмущаться на меня и свою Аню.
– Ты полицию вызвала?
– Нет!– ответ был откуда-то сверху.
– А чего ждёшь? Я ж, блин, на работу опоздаю!
– Так а чего ты стоишь? Сейчас я позвоню, они приедут и заберут его!
– А если нет?
– Значит, будешь стоять до вечера!– наверху хлопнула дверь. Вроде, ничего особенного, а меня будто обухом стукнули.
– Дал же бог жену, мать её!
Мужик потоптался возле меня ещё чуток, да и ушёл восвояси. А я остался один на один со своей головой.
Не прошло и минуты, как снова кто-то начал спускаться по лестнице. Я на миллиметр приоткрыл веки – будто штангу поднял. Спускалась девушка. Блондинка. Смазливая. Каблучки её туфелек своим дробным стуком словно иголками впивались мне в мозг. Даже не взглянув на меня, она прошмыгнула вниз.
Ну вот, теперь и девушки меня не любят. Где твоё обаяние, Санчо?
Наверху открылась дверь и послышалось осторожное шуршание тапочек по бетону. Пришлось снова делать над собой усилие, чтобы посмотреть на человека. Это была тётка в домашнем халате и тапочках-собачках. Для полноты картины не хватало только бигуди. В руках она держала банку с полупрозрачной зелёной жидкостью.
– Эй, ты живой?– судя по голосу, это жена того интеллигента, что меня пинал.
Я не шелохнулся.
– Молодой человек!– тётка наклонилась и потрясла меня за плечо. Я застонал и пришлось открыть глаза.– А я вам рассол принесла.
С какой, вдруг, радости? Но надо брать, пока дают.
Пока я приложился к живительному бальзаму, тётка заботливо придерживала мне голову. Я, не стесняясь, вылакал почти всю банку, но лучше себя не почувствовал.
– Ну, как?– спросила она.
– Не очень.
– Может, похмелишься?
– Чем?
– А что вчера пил?
– Водку.
– Вот водкой и будем похмеляться. Пойдём.
Тётка кое-как довела меня до своей двери и ввела в квартиру. Нет, это сущее сумасшествие – впускать в дом незнакомого, грязного, дышащего перегаром мужика.
Квартирка была шикарная, трёхкомнатная. В прихожей вязаный коврик, на стенах красивые пейзажи в резных тяжёлых рамах, на потолке хрустальная массивная люстра. Тётка провела меня в гостиную, где я с удовольствием плюхнулся на диван. Через минуту, сморщившись от запаха, я плеснул в рот сто грамм палёнки под знаком качества. Картина мира стала проясняться. Я откинулся на спинку дивана и потёр виски.
Тётка молча налила мне вторую. Я выпил.
– Ну как, полегчало?– её заботливая улыбка напомнила Иуду.
– Ага. Если можно так сказать.
– Можно…– она подсела ближе ко мне.– Тебе, красавчик, можно всё.– И погладила меня по щетине на подбородке.
Зря я сетовал на популярность у женщин. Тёткина рука, опускающаяся всё ниже, старалась убедить меня в своей привлекательности окончательно. Я не сопротивлялся: спешить некуда, дома жена, дети или мать меня не ждут, а у этой дамочки можно одолжить потом немного денег.
Зря мы так быстро разделись. В замке пару раз провернулся ключ, дверь открылась и послышался зычный голос мужа:
– Анют, у нас что, блин, гости?
– Да, дорогой!– тётка лихорадочно помогала мне натянуть брюки и рубашку. Свой халат она накинула с завидной проворностью.
– Опять сантехник?– спрашивал он из коридора.
– Не угадал.– застёгивая на мне рубашку, тётка перепутала пуговицы и петельки.
– Неужели, электрик?
– А вот и нет!
Мужик открыл дверь и остолбенел. Хоть я и успел заправить рубашку в брюки, картина была маслом. Тётка стояла рядом со мной и стряхивала с рубашки грязь, которую можно вывести разве