ретятся и не насладятся друг другом.
Они целовали и ласкали друг друга с голодным пылом, а за окном разноцветные сполохи северного сияния отбрасывали блики на их тела, как будто предупреждая о чём то. В этой картине было что то мистическое и загадочное.
Можно смотреть друг на друга, можно касаться друг друга, чтобы сохранить в памяти эти незабываемые минуты.
В углу комнаты стоят два стареньких чемодана; пальто небрежно брошено на спинку кресла. Дверцы опустевшего шкафа распахнуты настежь. На столе – кожаный пояс и фотография, на полу разбросана одежда. Огромная кровать освещена бликами северного сияния, и двое на ней пылко любят друг друга…
Он видел разность ваших миров, но всё же решил остаться. Он мог бы вообще не уходить… А она… она могла бы вовсе не смотреть в его сторону, ведь она знала, что не должна. Она могла бы избежать этой жестокой реальности.
Последняя ночь вызвала слёзы, которые оба пытались сдержать. Они пережили столько ночей, полных тихого, нежного чувства. Они испытывали запретные удовольствия. Они могли любить друг друга, не скрываясь. Но ему этого было мало.
Они любили друг друга с неистовой страстью! Утопали в аромате друг друга, пытаясь сохранить его в уголках памяти до конца своих дней. В этой страсти они как будто обменивались душами друг друга, чтобы у каждого осталась частичка любимого и любящего человека.
– Тебе пора.
– Ты останешься в моем сердце. Навеки.
Стук в дверь. Савелий, как всегда, точен. Торопись – или опоздаешь на самолет.
Он не спешит. Ему не хочется покидать её навсегда, хочется задержать это мгновение нереальности.
Отведённое ему время вышло, и его не вернуть. Они уже всё обсудили. Нет смысла плакать: всё идёт, как идёт. Возможно, в другое время, в другом месте… Но нам не дано решать, где и кем родиться. Они просто полюбили друг друга, зная, что рано или поздно этот день может наступить.
Он встаёт с постели и начинает одеваться. Она продолжает сидеть, обнимая колени и положив на них подбородок. Она следит за ним, а потом закрывает глаза, чтобы сохранить в памяти каждую чёрточку его тела, каждую прядь волос. Он заканчивает одеваться, она встаёт и приближается к нему. На её шее лишь два камушка на кожаном шнурке. Она никогда их не снимала. Она снимает украшение и надевает ему на шею.
– Это принесёт удачу и процветание на твоем пути.
Он крепко обнимает её за талию и привлекает к себе, вдыхая аромат её кожи.
– Моя удача остаётся здесь с тобой.
– Не говори так. Где бы ты ни оказался, с тобой будет часть меня.
Её голубые, полные грусти глаза излучают уверенность. Она хотела бы верить, что даже смерть не разлучит их и что есть на свете место, где они будут едины, вне времени, вне границ и без препятствий.
Он дотрагивается до камешков на шнурке.
– Камни уберегут меня от бед и несчастий?
Она улыбается, вспоминая разговор, когда всё случилось впервые.
– Ты силен и гибок, как лиственница. Порывы ветра не сломят тебя. Твои корни глубоко в земле, а ветви открыты навстречу солнцу.
Снова слышны два резких, коротких удара в дверь. Затем звучит голос:
– Времени осталось мало! Нужно идти.
– Минуту, Савелий. Я иду!
У вас лишь минута на прощание, но хочется продлить эту минуту до бесконечности. Она собирается одеться, но он не отпускает её.
– Оставайся обнаженной, как сейчас. Позволь полюбоваться на тебя.
На столе только пояс, который ему больше не нужен, и единственная фотография, на которой они вдвоём. Он берёт ножницы, складывает фотографию, отделяя её изображение, и разрезает, потом передаёт ей половинку, на которой он стоит около входа в деревянное здание.
– Вот. Помни меня таким, какой я сейчас, я тебя тоже запомню такой.
Он смотрит на вторую половинку, с которой улыбается она, прежде чем положить в карман рубашки.
– Ужасно, что я не могу… – Рыдание не позволяет ему продолжить.
– Всё будет хорошо, – честно лжёт она.
Она лжёт, потому что знает, что будет страдать каждый раз, находясь там, где они были. Она будет страдать, заслышав над головой самолет. Ей будет больно, когда будет смотреть на северное сияние, как сейчас.
– Всё будет хорошо…
Он крепко сжимает её в объятьях, понимая, что хорошо уже не будет. Спустя несколько мгновений он возьмёт чемоданы и пальто, страстно поцелует её, потом направится к двери, но услышит её голос и остановится.
– Постой! Ты забыл пояс.
– Он мне не пригодится.
– Но он будет напоминать тебе о том, кем ты был.
– Ты сохрани его. И помни, кем я был для тебя.
Он вернётся и подарит ей последний поцелуй, полный непостижимой, тёплой, томной нежности. Он посмотрит ей в глаза и стиснет зубы, чтобы сдержать