верцу и велел выходить.
– Что вас смущает? Мы же вас тут не лечить собираемся.
«Хотел бы я знать, что вы на самом деле собираетесь со мной сделать», – безнадежно подумал Денис.
– Все еще не доверяете мне? – вроде ласково спрашивает, заботливо, как любящий дядюшка, а глаза у самого змеиные, ледяные.
– Как будто у меня выбор есть, – буркнул Денис, выбираясь из автомобильного брюха.
– Послушайте, не надо ребячиться, – снисходительно проговорил Иван Иванович, принимая Дениса под локоток. – Неужели вы считаете себя птицей настолько высокого полета, что мы стали бы тратить время на то, чтобы задумать операцию, реализовать ее, подключив кучу людей, а после вести с вами душеспасительные беседы и уговаривать сотрудничать – и все это ради того, чтобы запихнуть вас в палату с мягкими стенами? Поверьте, если бы нам требовалось именно это, вы бы оказались там через полчаса. – Он внезапно остановился и посмотрел на Дениса в упор. – И, кстати, все еще можете оказаться. Но вы ведь не хотите?
Немигающий взгляд рептилии. Ни жалости, но сочувствия.
Денис хотел ответить дерзко, смело, остроумно, но под этим взором храбрость съеживалась, дерзость и остроумие выцветали. Почувствовав, что во рту пересохло, Денис, презирая себя за малодушие, сумел лишь коротко качнуть головой: нет.
– Вот и славно. Идемте, мы уже немного отстаем от графика.
Иван Иванович чеканным шагом шел к дверям. Денис плелся следом, еле переставляя ноги.
Как это вообще могло с ним случиться? И почему именно с ним?
Денис всегда считал себя счастливчиком. Хотя, конечно, сиротское, проведенное в детском доме детство и отрочество вряд ли можно считать подарком судьбы, в основном ему везло.
Да, родных у Дениса не было, но учителя и воспитатели попадались хорошие (за редким исключением), никто его не бил, не обижал. Учился он легко и почти на отлично, поступил в Строительный институт, как и хотел: математика, рисование и черчение давались ему лучше остальных предметов.
Ребята в группе подобрались отличные, учеба не вызывала сложностей, уже четыре сессии сданы без хвостов и даже без троек. Сдал бы Денис и пятую, если бы не…
Поднимаясь на крыльцо, он поскользнулся и едва не грохнулся на степени.
– Аккуратнее, – немедленно последовало замечание. – Вы нужны целым и невредимым.
Еще бы, подумалось Денису.
После ослепительной молочной белизны зимнего дня темень, царившая внутри, казалась особенно мрачной. Денис и Иван Иванович оказались в небольшом вестибюле, и к ним тут же подскочил мужик в белом халате.
– Добрый день! Все готово, ждем вас. Пожалуйста, пойдемте.
Он преданно смотрел на Ивана Ивановича, едва удостаивая его спутника взглядом, пригибался, склонял голову, прямо-таки извивался ужом в желании угодить. Вели ему Иван Иванович ползти, без разговоров пополз бы на брюхе.
Иван Иванович коротко кивнул, позабыв поздороваться, и они двинулись по коридору вслед за «Ужом». Пахло так, как обычно и пахнет в больницах: хлоркой, лекарствами, спиртом, еще чем-то, отчего становится тоскливо, хоть в петлю лезь.
Снова вернулась мысль о том, что еще пару дней назад жизнь Дениса была предсказуемой, спокойной, совершенно нормальной, а теперь взяла и кувыркнулась с ног на голову.
– Коллектив в сборе, аппарат проверен, – вполголоса сообщил «Уж», когда они подошли к лифту. Нажал на кнопку, дверцы разъехались в стороны. Все трое вошли в кабину, и «Уж» снова приложил палец к кнопке. Денис почему-то подумал, что они поедут наверх, но лифт потащил их вниз.
Некстати вспомнилось, как вчера (проклятый день, когда все началось!) они с Крымовым тоже вот так сели в лифт, промахнулись этажом, потом пришлось спускаться с восьмого на шестой.
Общага педагогического института, куда их позвали в гости, торчала, будто воткнутая в землю лыжная палка, недалеко от общежития, где жил Денис. Они с ребятами часто бывали в узкой, длинной серой многоэтажке: в строительном учились в основном парни, а в «педе» – девушки.
Но вчера пошли в гости не к «училкам». Додик (что за имя такое?) позвал. Приятель Крымова. Ну как приятель – общались изредка.
– Мировой парень! – захлебывался Крымов и тряс перед носом Дениса рукой с поднятым кверху большим пальцем. – Вот такой!
«Вот такой» Додик учился на историческом и был, по меркам нищих студентов, сказочно богат: носил шмотки, привезенные отцом из-за границы, сорил деньгами, запросто мог потратить всю стипендию за день, а еще у него был магнитофон и редкие записи.
– Посидим, расслабимся, музыку послушаем, – искушал Крымов, и Денис, которому масляная, лоснящаяся рожа Додика никогда не нравилась, зачем-то согласился.
Еды было мало, портвейна «Три семерки» – много. Народу собралось человек пятнадцать или около того, Дениса развезло как никогда. Недаром портвейн этот называли «три топора»: башку от него сносило махом.
Как, когда, из-за чего началась драка, Денис не помнил, вообще