ний ребенок не может подобрать правильных слов. Увиденное изображение в простой рамке он не назовет впечатляющим, берущим за душу фантастическим видом. Нет. Он воспринимает заинтересовавший его объект на эмоциональном уровне, пропитываясь этими ощущениями. В его голове происходят сложные химические реакции воздействуя на мозг и формируя его в определенном направлении.
Как я уже говорил, мне было всего пять лет, и я не знаю, что за реакции происходили в тот момент в моей голове, но они сделали свое дело. Я видел много разных фотографий, сделанных отцом, но почему-то именно эта запала мне глубоко в душу. Сейчас, став профессиональным фотографом я замечаю на ней множество незаметных на первый взгляд недостатков, но недостатки придавали этому снимку простоту и некоторую наивность. Это сейчас, а тогда для меня это было окно в другой мир, где я видел двухуровневый белый дом, смело и уверенно расположившийся на самой поверхности среди зеленой лужайки с декоративным забором ограждавшим небольшой двор. Дом стоял под огромным синим куполом, таким большим, что он не мог быть настоящим. На фоне этого купола были видны белые пятна неправильной формы с нечеткими очертаниями. Отец объяснял мне, что это облака, а синий купол, в существование которого я не верил, называл странным словом «атмосфера». Рассказывал, что там происходят разные интересные явления, такие как дождь и ветер. Я долго не мог понять, что такое ветер. Отец для наглядности дул на мои волосы, что меня, конечно, забавляло, но совершенно не объясняло это природное явление.
Да и вообще, все его фотографии и картинки были странными. На одних изображались огромные просторы воды до горизонта, где за волны пряталось, словно тонуло мягкое солнце, оставляя на поверхности длинный след. На других поросшие лесом большие горные массивы с белой снеговой шапкой на самой вершине. Красиво, но так не бывает. Я-то знаю, что солнце прячется за острые, резко очерченные скалы на которых никогда не растут деревья, а в кратерах не бывает воды.
Спустя годы, учась в школе, я узнал из книг и увлекательных рассказов учителей, что так все и есть. И каково же было мое удивление, что этот мир находится совсем рядом, на планете Земля. Он изменился, но по большей части сохранил свои привычные очертания и красоту, виденную мной на старых отцовских фотографиях. С тех пор во мне поселилась мечта почувствовать ветер, не искусственный, самый настоящий, взглянуть на утопающее в океане солнце и запечатлеть все это и многое другое на пленку, как говорили мои старые коллеги, жившие на Земле еще до Великого Переселения.
И вот я здесь, на этой самой Земле. И вновь задаюсь вопросом, жалею ли об этом. И сразу отвечаю – конечно, нет.
Я не вижу, что там внизу, за сплошной пеленой тумана. Едва различаю призрачные силуэты стоящих напротив небоскребов. Сырость проникает сквозь разбитые окна семьдесят третьего этажа, конденсируясь в капли на стенах и потолке. Изредка, откуда-то снизу, до меня долетают звуки, природу которых я не мог понять. Их усиливает и в то же время искажает туман.
Это напомнило мне мои же воспоминания, в которые я погружался только что. Такая же непреодолимая пелена далекого прошлого и сквозь нее долетают измененные временем, казалось бы, навсегда забытые лица и события.
Я стою у края еще несколько секунд, после чего, отвернувшись от окна, за которым раскинулся унылый пейзаж ухожу вглубь мертвого здания. Здесь тихо. Сгущающиеся сумерки уже проникли сюда, придавая этому месту еще больше уныния и скорби. С разных сторон долетают звуки падающих капель. Эти маленькие, ничего не весящие, едва осязаемые капли воды постепенно разрушали то, что строилось, казалось, на века.
Решив просмотреть, что наснимал за сегодня, я достал из сумки фотоаппарат, лежавший вместе с тремя зачехленными объективами. На дисплее возник старый небоскреб. Я снял его в полный рост, в цветном режиме, но снимок вышел черно-белым. В этом опустевшем сером городе воцарилась поздняя осень, превратив все вокруг в один огромный черно-белый кадр. В нем застыли капли моросящего дождя, падающего с неба и стекающие по редким, чудом уцелевшим стеклам. Следующий кадр – это узкая мертвая улица, зажатая между домами, с покосившимся фонарным столбом и парой прогнивших остовов машин. В потревоженных каплями дождя лужах, примостившихся в провалах старого мокрого асфальта, отражается искаженное серое небо. Дальше шли лестничные пролеты, шахты лифта и несколько кадров, которые я сразу удалил, не увидев в них ничего особенного. На самом верхнем этаже снял умирающий город через разбитое окно. Вернее, город уже давно мертв, но сейчас он медленно разлагался. Часть мегаполиса погружена в сгущающийся туман и из него повсюду выползают полуразрушенные исполины стоэтажных домов. Пока это мой любимый снимок из сотни, сделанных в этом смертельно опасном путешествии, которое только началось.
Когда Гид улетел, оставив меня один на один с Землей, я испытывал одновременно чувство тревоги и страха. И, конечно, чувство непередаваемого восторга. Я не верил, что именно сейчас могу видеть, трогать, вдыхать и слышать свою давнюю мечту, что она окружает и наполняет меня изнутри. Сотни просмотренных фильмов и тысячи прочтенных страниц слились во мне воедино. Теперь я сам стал героем этих страниц и фильмов. Конечно, несмотря на все переполнявшие