p>Пасмурное небо оставляло на всем кривые дрожащие тени.
Глаз с трудом мог сфокусироваться на чем-то одном и постоянно бегал из стороны в сторону.
– Словно земля билась в лихорадке, – думал Джек, слезая с кровати.
Тело земли содрогалось от спазмов и нервно поднималось то вверх, то вниз, то выгибалось в совсем неестественных формах.
Джек не громко, не тихо звал маму:
– Мама, мама.
В ответ лишь было слышно, как о металлический карниз бились капли дождя.
Кап! Кап! Кап!
Громко, как выпущенная из автомата очередь.
И еще протяжный гул – завывание ветра, как-то умудрившегося продраться через обшивку дома и попасть внутрь.
Он вытер кулачками заспанные глаза и внимательно осмотрелся.
Комната была пустой и мрачной. Среди аскетичной пустоты выделялись брошенные в запале игры зеленые солдатики и слегка надорванный у глаз плюшевый мишка.
Все, что купил отец перед тем, как исчезнуть.
Дожидаться здесь матери было бесполезно и страшно, поэтому Джек решил отыскать ее сам.
Обошел все комнаты верхнего этажа, но мамы там не было. Иногда он звал ее слабым обеспокоенным голоском, но никто не отзывался.
В ответ доносился лишь шум ветра и скрип старых прогнивших половиц.
Ни в библиотеки, ни в папином кабинете, ни в спальне мамы не было.
Нужно было спускать на первый этаж.
Проходя по узкому коридору, Джек заставлял себя не смотреть на стены. Он знал – на них висят жуткие картины, от которых его бросало в пот. Обрюзгшие старики с сальными ртами, красными ячменными глазами и мерзкими рубцеватыми шрамами. Выражению их лиц редко посещало что-то, кроме злобы и ненависти.
Надо быстро проскочить. Не смотреть в их глаза! Не смотреть!
Джек шел медленно. Лестница была крутой и оступись он хоть раз, неприменно повалится кубарем в самый низ.
Проскочить! Но как?
Надо было идти не спеша, аккуратно, ставя ножку на одну ступеньку, потом подбирать к себе вторую и так до самого низа.
Медленно. Осторожно.
Лютые шекспировские гримасы все еще были направлены прямо на Джека. Он ощущал их всей своей кожей, словно кто-то положил руку ему на плечо.
Джек стремительно обернулась.
Никого. Показалось.
Он опять продолжил спускаться, пока наконец торжественно не спрыгнул с последний ступеньки на обшарпанный паркет.
Джек подошел к массивной двери, толкнул ее маленькими детскими ручками.
Дверь со скрипом отворилась внутрь.
Из гостинной повеяло могильным холодом. Кожа на его спине покрылась мурашками.
В углу на темно-зеленом кресле сидела мама.
Окна были завешены и Джек едва мог различить ее черты, на всем лежали тяжелые густые тени.
Лицо у мамы было бледное, а глаза черные.
– Мама, мамочка, – тихо звал ее Джек.
Мама даже не шелохнулась, сидела там где сидела, смотря перед собой – эта бледная кожа, глаза, словно две черные точки.
– Ма… – Джек запнулся, виновато посмотрел под ноги.
В ответ гробовая тишина. В комнате почти не было слышно дождя, только тоненький писк за стенами.
Джек поднял голову, крепко сжал пальцы в кулак и более уверенным и громким голосом сказал:
– Мама, можно я погуляю на улице? – потом добавил чуть тише. – Хотя бы немного.
Голос его все еще был мягким и почти невесомым. Он тут же терялся в кишащих крысами стенах.
Гранитные веки с трудом поднялись вверх. Из-под них выглянули два красных пятна. Зрачки испещренные золотисто-голубыми крапинками, словно черные змеи, скользнули в сторону Джека.
Это не моя мама.
Джеку захотелось уйти.
Не знаю. Или… Не так это и важно. Я уже устал сидеть в одной комнате. Мне скучно и тоскливо. Хочу на улицу!
– Я туда и обратно, – пытался объяснить он маме. – Только взгляну и…
– Нет! – послышался увесистый, обернутый в хрипящую оболочку, голос мамы.
Ее тяжелое дыхание было слышно так же хорошо, как звон сломанных часов по ночам.
Джек замешкался.
К горлу подступил неприятный ком.
Хоть бы не расплакаться. Держи себя в руках.
Он решил еще раз все объяснить:
– Я… Всего…
– Нет! – повторила мама и посмотрела прямо ему в глаза.
Джек весь сжался.
– Ну…
Как же трудно подбирать слова. Почему?! Почему?!
Поднятая голова мамы, бледная, с грязными сальными волосами, вновь опустилась, словно цветок, после захода солнца.
Джек посмотрел в окно.
Ожидая