о боевых действиях федералов в горах.
– Кто руководил операцией? – Турецкий хотел услышать знакомое имя, и Солонин его назвал:
– Полковник Мазур, молодой совсем. Может, вы его и не помните. Но он вас знает, как-то сопровождал в одной вашей командировке. Когда вы в Назрани были.
– Погоди, припоминаю Мазура… – задумчиво произнес Турецкий. – Худой такой, лицо узкое, со следами оспы, проницательный взгляд. Смотри, уже полковником стал!
– Точно, он. А взгляд его не просто проницательный. Как-то даже неуютно становится под прицелом его взгляда.
– Хорошо сказал – под прицелом, – подметил удачное сравнение Турецкий.
– План операции, по существу, мы вместе разрабатывали. Он предложил под вечер выходить, аргументировал убедительно. Я-то сторонник утренних рейдов. Но он крепкую команду сколотил, там и спецназ, и омоновцы. Словом, специалисты, которые ночной бой вести могут с завязанными глазами. Это я фигурально говорю.
– Ну рассказывай, как бандитов брали, – с мальчишеским интересом слушал его Турецкий.
– В горы начали подниматься, солнце уже к закату клонилось. До места дошли без приключений. У них база в лесу, в бывшей деревне. Там, видать, не один бой проходил. Разрушений много, жителей – никого. Даже собак нет.
– Ну это вам на руку, собаки чужаков сразу чуют, лай бы подняли.
– Поначалу нам удалось близко подползти и врасплох их застать, там трава некошеная, хозяев-то нет. В бинокль понаблюдали – парочку арабов углядели, даже негра одного.
– Да к ним наемники как пчелы на мед летят, боевики им такие деньги платят. А в наемники, сам знаешь, за деньгами идут. Им все равно, в кого стрелять. Ну а дальше? – перебил себя Турецкий.
– Эти бородачи – люди стреляные, заметались, забегали, оружие у них наготове. Ответную стрельбу открыли. Пристрелялись, такой ураганный огонь пошел! Но мы постоянно перемещались. И преимущество все равно за нами оставалось некоторое время. Солнце закатилось, темень, но у нас приборы ночного видения. Мы цепью залегли, с двух сторон. Открыли стрельбу из гранатометов. И позиции сразу меняли по правому и левому флангам.
– А сколько их было?
– Подсчитали после боя – двадцать два человека уложили. Пальба с обеих сторон такая стояла, да еще эхо ее разносило, как будто две армии сражались. Трассирующие со всех сторон огненными стрелами, – вдохновенно продолжал Солонин, и глаза его горели. Турецкий тоже пришел в возбуждение, он слушал рассказ своего собеседника как захватывающую историю. – А потом по одному дому как жахнули, а там, оказывается, склад боеприпасов. Как рвануло! Красота! Огонь полыхает, гранаты рвутся, прямо фейерверк во вселенском масштабе!
– Слушай, Виктор, а ты стихи, часом, не пишешь? У тебя такая речь метафорическая!
– Не-а, стихи не пишу. Песни сочиняю, про войну, – поскромничал Солонин и не признался, что и стихи пишет, и даже рассказы пробовал, да стесняется кому-нибудь показывать.
– Как-нибудь споешь? –