утро Павел почувствовал, как его сосед начал ворочаться с боку на бок, места себе не находил. Даже подумал, плохо ему с похмелья. Ворочался тот минут десять, наконец встал, пошел в туалет, а вернулся в комнату – как огурчик.
Потом уже этот родич объяснил ему, что для него четверка несчастливая цифра. А там, в комнате, стояли часы со светящимся табло. Он проснулся, говорит, в туалет невтерпеж, время же, как назло, семь сорок, то есть четверка есть. Если четверка есть, ни за что не встанет. Ну и терпел бедолага до семи пятидесяти, только тогда поднялся.
Позже Павел с этим суеверным родичем по пьяной лавочке крупно повздорил. Обозлился на него. Если для тебя четверка несчастливая, подумал, то для меня она будет счастливой. Стал замечать, что вроде в самом деле так – родился четырнадцатого числа, к тому же в апреле – четвертом месяце. По другим поводам четверка тоже приносила ему удачу. Так с тех пор и уверовал в чудодейственную силу этой цифры. Лучший день недели для него четвертый, четверг.
Сегодня как раз четверг. Поэтому с утра хорошее настроение, должно повезти. Вот и на завтрак дали гречневую кашу. Он гречку больше всего любит, даже больше, чем картофельное пюре.
Чай тоже сегодня удался, отлично заварен. Так что подкрепился сержант на славу, курнул с ребятами возле входа в казарму и поехал за шефом, домой к нему. Ехать недолго, все-таки в августе машин меньше, многие люди в отпусках. В другое время ему за генералом ехать минут двадцать, а сейчас домчался почти в два раза быстрее. И вот что значит четверг – в другой день остановишься возле подъезда, так обязательно кто-то будет ехать мимо, нужно отодвинуться. Тут такой дурной двор, что через него многие едут, чтобы не останавливаться перед светофором на уличном перекрестке. Сегодня же только притормозил на своей «Волге» возле подъезда, как генерал-лейтенант собственной персоной вышел. Совсем ждать не пришлось.
Сержант въехал во двор с Ударной улицы, через арку, а уехал через Фаянсовый переулок – это у них привычный маршрут, так каждый день ездят. Переулок хотя и тихий, но противный донельзя. Мусорные баки здесь ставят чуть ли не посредине, приходится выходить и отодвигать их в сторону. Бегает много бездомных собак. Снег зимой убирают через пень-колоду, машина часто буксует. Один раз в совершенно безветренную погоду вдруг старый тополь прямо перед капотом свалился, Павел еле успел затормозить. Сейчас вон канаву роют. В аккурат поперек мостовой идут. Сержанту, чтобы проехать, сантиметры придется высчитывать, иначе колесо в яму угодит. Главное – рядом стоит экскаватор, который мог бы в два счета вырыть и быстро закопать. Так он не работает, уже гусеницы ржаветь начали. А вокруг канавы суетится один долговязый работяга в оранжевой каске. Вдобавок разложил на земле свои железяки, которые мешают проехать. Уж на что Андрей Владиславович выдержанный человек, однако и тот возмутился:
– Сколько же можно копать! Клад они здесь ищут, что ли? Два раза в год все перекапывают, как по расписанию. Вот поросята неорганизованные. Погонять бы их на плацу с ветерком, тогда научились бы работать.
Генерал-лейтенант отложил на сиденье папку, которую держал в руках, и взялся за ручку дверцы.
– Я сам поговорю, – угодливо вскинулся Павел.
– Сиди уж, – отмахнулся Свентицкий. – С таким жлобьем нужна тяжелая артиллерия. Эта публика вежливого обхождения не понимает.
Алферов видел, как генерал прошел вдоль канавы к деревянным мосткам, ведущим к железным воротам, оставшимся от старого, готовившегося к сносу дома. Поравнявшись с рабочим, он остановился и, едва сдерживая раздражение, обратился к нему:
– Когда засыпать собираетесь ущелье? Тут, между прочим, проезжая часть.
Рабочий совершенно не прореагировал на его слова. Опустив голову, он рылся в сумке с инструментами.
Отсутствие реакции взбесило Свентицкого, и он повысил голос:
– Завтра? Послезавтра? К понедельнику закончите?.. Эй, к тебе обращаюсь!
Тот по-прежнему занимался своим делом, и генерал подумал, что имеет дело с глухонемым. Смачно выругавшись, он подошел к воротам, чтобы оказаться перед рабочим лицом к лицу. Если он глухонемой, то не слепой же, увидит его. Андрей Владиславович перепрыгнул через канаву, обернулся и сам потерял дар речи – рабочий наставил на него хромированный пистолет и два раза выстрелил.
Пистолет был с глушителем, поэтому водитель не столько расслышал выстрелы, сколько видел их последствия. Алферов увидел, как мученически скривилось лицо генерала, как тот обеими руками схватился за живот и начал медленно оседать, а потом свалился набок. Причем его голова оказалась буквально в нескольких сантиметрах от гусеницы экскаватора. Еще немного, и Андрей Владиславович ударился бы затылком о железо.
На какое-то мгновение Алферов застыл. Он не спускал глаз с генерала и лишь периферийным зрением видел, как рабочий скинул куртку, выпрыгнул из канавы и что было мочи рванул через ворота. По пути он сорвал с головы каску и отшвырнул ее в сторону.
Только тут сержант выскочил из машины и успел заметить, что убийца свернул за угол дома. Причем ему показалось, что он уже бежал не один, а к нему кто-то присоединился,