информацию. Нельзя сказать, что она от неё бежала. Она прекрасно знала всё это и сама, не раз просматривала и зачитывала до дыр досье Тони, но там и вправду был сущий мизер информации. Более того, у них не было даже его полного имени! Он оказался практически неизвестной «тёмной лошадкой». Но, может быть, этим он и привлёк внимание Маши? Во всяком случае, чтобы переварить все эти мысли, чтобы свыкнуться со всеми подозрениями, она положила ладонь на панель около двери, автоматическая дверь открылась, и девушка вышла в коридор, направив свои шаги в тёмную серую бетонную комнату, где теперь спала после первой ночи здесь, – в комнату, которая раньше принадлежала самому К2.
Стена. Тёмно-серая, холодная, шершавая до того, что можно об неё порезаться. Девушка гладила рукой стену, будто проверяя на ощупь настоящность своего бытия и пространства, в котором она находилась. Встроенное освещение создавало иллюзию пасмурного дня, сумерки которого оказались весьма кстати в данный момент. И свет серый в отсутствие солнца, и стена серая. Жизнь, наверное, тоже такая же серая, холодная и шершавая, как эта стена, ещё с выщерблинами и отверстиями от пуль. Маша повернулась к стене спиной, оперлась на неё, отдав во власть шершавого холода лопатки. Закрыв глаза, прижалась ещё сильнее, чтобы полностью ощутить бетонный холод, а вместе с ним – какую-то жгучую тоску, сковавшую грудь и горло. Безысходность… Нет выхода. Вот ситуация. Сложная. Вертишь её и так, и эдак, а выхода всё равно нет, не находится. Ох, как она не любила эти состояния! Ненавидела! Оно слишком давило, потому девушка сползла вниз по стене, сев на корточки, пытаясь избавиться от тоски: вдруг она прикреплена кем-то к стене именно на уровне груди, а Маша её случайно задела?
Конечно, она мечтала о жизни, полной приключений, и мечтала служить Родине, но она не думала о будущем, о том, что, возможно, когда-то будет семья и всё «тому подобное», старалась не
думать, ведь всё это представлялось чем-то далёким, чего может даже и не случиться. А теперь, когда такая перспектива замаячила на горизонте, стало страшно оттого, что не приходило совершенно никакого понимания, что же с этим делать? Что сделать для того, чтобы это будущее построилось? Она никогда не сможет стать совершенно свободной от своих профессиональных обязательств: офицер всегда остаётся офицером, тем более – разведчик! А о нём даже не стоило и заикаться! Жизнь Тони похожа на вечный ад с бесконечной кровью, огнём и железом! Причём он по ту сторону черты. Он тот, с кем нельзя ничего построить. Невозможно! Конечно, он может отказаться от всего, от этого преступного мира. При условии, разумеется, что захочет это сделать. Конечно захочет, если любит! Но тут краеугольным камнем становилось слово
«если»…
Могла и она отказаться от всего и быть с ним, потому что любит. Но после этой мысли она явственно ощутила горький и отравленный вкус какой-то страшной потери и разочарования. Она не могла точно сказать, особенно после увещеваний капитана, влюблён ли в неё Тони или