подальше. Окно он сразу закрыл и отошел, чтобы не сбить свой решительный настрой картиной Цыбина, рыщущего внизу, – а в ее реальности он был более, чем уверен. Закрыв кабинет, Седлов так же уверенно побежал вниз – навстречу временно покинутому им празднику.
Егор Петрович резво вошел в столовую и сразу направился к Растегаеву, который развлекал разговорами сидевших рядом. В этом кругу, помимо Зегерс, уже были Токарь и Крепова, что свидетельствовало о вступлении корпоратива в стадию размывания границ между своими и чужими.
– Так его, Леху, – Растегаев, видимо, рассказывал о своем коллеге по прошлой работе, – одного отправили с классом на поезде с ночевкой на какую-то экскурсию на завод. А там класс – зверинец. На одной станции яблоками обкидали из окон людей. Полку сорвали, сортир забили. Он всю ночь бегал от купе к купе, а что сделаешь, это же обезьянник. Так вернулся – хвалился, что никто никого не убил и даже без травм обошлось. Через неделю его директор вызвал, так он с гордостью пошел, думал, грамоту дадут с премией. А директор ему – иск от РЖД на возмещение материального ущерба, тысяч 50 вроде. И выговор с занесением. Сказал, что, мол, из зарплаты твоей будем вычитать. Не знаю, вычитали или нет, но он возмущался месяца два. Я ему говорил: «Леха, ты не расстраивайся, рано или поздно твое геройство оценят. Сейчас – репрессии, потом – слава, у нас в России так».
Окружающие смеялись. Кто несдержанно, как Токарь и Вязников, кто, чье административное бремя алкоголь все же растворить не мог, сдержаннее, но весело было всем. Растегаев, будучи харизматичным остроумным рассказчиком, в такие моменты притягивал всех, в том числе и тех, кого бы явно порадовал его уход из школы.
Седлов дождался, когда смех утихнет, и подошел к Растегаеву:
– Андрей Борисович, можно вас на минуту?
– О, Егор Петрович, а ты где был? Давай садись, выпьем.
– Да я… поговорить хотел. Ну, давайте… выпьем. Только потом… хотел поговорить.
– Да поговорим, садись, ты напряженный какой-то. Ты что будешь: водку, коньяк?
– Да я не… ну, давайте коньяк, – вдруг решил укрепить авторитет Седлов.
– О, ну наконец-то, а то отрываетесь от коллектива, Егор Петрович, – одобрила выбор Седлова Токарь.
Выпитый коньяк каким-то тяжелым масляным комком скатился внутрь Седлова, но буквально через несколько минут следующая рюмка пошла уже легко, без встречного рефлекса. Седлов начал чувствовать себя раскованно, почти так, как во время и после брейн-ринга, до всего этого свалившегося мрака, который вот-вот разрушится. Осталось недолго.
Седлов вдруг увидел, что Машенька сидит одна, по-видимому, стесняясь подойти к общей компании. Когда, как не сейчас?
– Извините, что бросил самую прекрасную девушку вечера, – начал Седлов без разведки, подойдя к Марии Федоровне, – давайте выпьем за вашу красоту и пойдем к остальным!
– Давайте. А вы же вроде вино пили? – Маша увидела, как Седлов, налив ей