ведь есть? – не сдавался побежденный.
– Что чушь-то городить? Что такое уставщина – следование уставу, который, как я вам говорил, кровью написан. Не будет устава – тогда точно и насиловать, и убивать будут. Не будет армии. А без армии, Филантьев, таких, как ты, с плоскостопием, точно некому будет от америкосов защитить.
Повторные смешки уже можно было считать победным салютом Вязникову. И он, снова прочно сев на своего армейского конька, решил закрепить успех и предупредить рецидивы:
– Чтобы вы там такую ахинею не спросили и не опозорили меня, несколько слов скажу о воинской части. – И, полностью развернувшись к автобусной аудитории, начал вещать о прелестях армейского быта.
Седлов, видя, что Растегаеву лекция подполковника явно не интересна, понял, что сейчас самое время начать разговор, естественно, опустив наркотические подробности. Пробиться сквозь толщу вязниковской речи было сложно, но Седлов, отгородившись от Вязникова спиной, как щитом, все же начал:
– Андрей Борисович, хотел с вами поделиться проблемой, так как на корпоративе не… смог, да и зайти все никак не успеваю к вам.
– Ну, на корпоративе ты, Егор Петрович, в ударе был. Вон даже Юрьич тебя в элиту включил. – В улыбке Растегаева, конечно, не было восхищения, скорее добрая ирония.
– Да это не удар, а глупость, скорее… Но я о другом. У меня проблемы с одним учеником, и мне нужен ваш совет.
– Совет или по башке настучать?
– Ну… Я не знаю даже, – Седлов, естественно, знал, что совета ему в сложившейся ситуации будет недостаточно, но как-то не решался сразу признаться.
– Смотри, я, конечно, могу разобраться. Но одно дело бегать теткам нашим помогать, а другое – мужику. Для мужика авторитет важен. Я не к тому, что сам решай, но это нельзя делать при классе. А о ком речь?
– Да Цыбин…
– А, понятно, ну этот да, – Растегаев традиционно понизил голос, чтобы дать более точную характеристику, но понял, что пространство автобуса этого не позволяет, и обрезал: – только силу понимает. А что делает, базарит на уроках?
– Да не только… – Седлов осекся, так как вдруг осознал, что речевой поток Вязникова остановился и последний теперь явно ищет чужие уши либо нацеливает собственные, а ближе Седлова и Растегаева никого не было.
Возможность все же побудить Растегаева к помощи, переступив через мужицкую гордость, в наличии которой у себя Седлов сомневался, на пути туда была исчерпана, а другой возможности надо было ждать либо во время самой экскурсии, пока Вязников увлекал бы учеников армейской экзотикой, либо по дороге обратно. А пока можно было послушать Растегаева.
– Меня после армии сразу завучем взяли в школу. Хотя школой ее трудно было назвать, скорее – скотопригоньевск («Интересно, Растегаев читал Карамазовых или совпадение?» – успел подумать Седлов). Когда мы с Сашкой Пасечником туда пришли, он – трудовиком, так там под ноги учителям плевали и на… три буквы посылали.