тронешь – вылетишь в колонию для несовершеннолетних, где ты окажешься на месте тех, над кем издеваешься». Он чокать начал, мол, «Докажите! «Это не я!», ну а я его головой об стену разок, не сильно, но чтобы эффект был. Так все, побледнел: «Жаловаться буду!» Я говорю: «Жалуйся, а на что? Нас никто не видел, ты сам ударился. Как ты и говоришь: не докажешь. А если сын учительницы будет с синяками приходить, то ты будешь постоянно стукаться». Потом спросил у матери, как дела, говорит – все, отстал, даже чуть ли не в друзья напрашивается. От дружбы я предостерег.
А я этого Ярика встретил лет через пять, он уже после первой ходки был, говорит: «Мало били, Андрей Борисович, был бы умнее». Потом опять сел.
А сейчас времена изменились. Он тебя послал на три буквы, а ты ищи личный подход, ориентированный. Но я перестраиваться не собираюсь. Это пусть вон Крепова и подружка твоя, Токарь, перестраиваются.
– Да какая подружка… – смущенно возразил Вязников.
– Да как какая, вы же с ней как сарафанное радио школы: все знаете, все разносите.
– Да брось ты, какое радио. Придумаешь тоже, – Вязников был явно недоволен такой характеристикой, тем более в присутствии Седлова.
От дальнейшего умаления Вязникова спас факт того, что автобус подъехал к части. Он стремительно преобразился, сбросив гнет слов Растегаева, приказал всем оставаться на местах и побежал со своими бумажками на проходную.
Минут через пять Вязников вдруг вынырнул в проходе первой двери автобуса и по-наполеоновски махнул рукой, приглашая к выходу.
На полутемной проходной за стеклом ответственное лицо в форме сверило список с количеством участников, и ведомые Вязниковым вошли на территорию части.
В глаза сразу бросался унылый армейский порядок. Между двумя четырехэтажными казармами в центре находился плац с растрескавшимся асфальтом, который пересекал очень уверенный в себе, судя по походке и налитому внешнему виду, военнослужащий с лычками, количество которых нельзя было разглядеть. В отдалении виднелись другие постройки, которые, возможно, станут объектами экскурсии. Вокруг одного из зданий с изможденными лицами бегали солдаты – видно, что давно и без энтузиазма. При этом Вязников не преминул с улыбкой заметить: «Вон, физподготовка!»
– Да это на пытку больше похоже, – осмелился кто-то.
– Какая пытка, – раздраженно стал высматривать наглеца Вязников, но не высмотрел, – это армия, а не блины у мамки за пазухой, – соединил несоединимое.
На плац Седлов обратил внимание и потому, что тот навеял на него воспоминания о воинских сборах как итоговом этапе пути к званию офицера запаса, которое помогло Седлову избежать армии.
На военную кафедру Седлова уговорил пойти Никита Пестряков, студенческий товарищ, случайный человек на филфаке и второй представитель мужского пола в группе наряду с Седловым. Никита непонятным