й, племянника. Такого творческого эксперимента русская литература ранее не знала. Нет аналогов и по сей день.
Литературная маска позволяла писать на табуированные темы – поднимать острополитические вопросы, отчасти бросать вызов общепринятым нормам этикета, эпатировать.
Конечно же, Козьма Прутков был похож на своих «родителей»: известно, что и Толстой, и Жемчужниковы были людьми жизнерадостными, склонными к озорным проделкам.
Мистификация удалась настолько хорошо, была столь убедительной, что литераторам даже пришлось доказывать свои авторские права на Козьму Пруткова. Ведь появились подражатели, в том числе и нежелательные, по вине которых полемист в глазах читающей публики становился обыкновенным шутником, если не глупцом, пишущим всякий вздор.
Главные произведения Козьмы Пруткова появились в 50–60-е годы XIX века, а в 1884 году вышло полное собрание его сочинений, благодаря которому известно, какие произведения действительно принадлежат А. К. Толстому и братьям Жемчужниковым.
Сложнее обстоит дело с определением конкретного автора того или иного произведения. Литературное наследие Козьмы Пруткова велико и разнообразно – в первую очередь вспоминаются, конечно же, афоризмы, многие из которых стали крылатыми выражениями и употребляются по сей день. Но этим творчество содружества авторов не исчерпывается: есть и стихи, и эссе, и пьесы. Основным автором произведений, подписанных именем Козьмы Пруткова, был Владимир Жемчужников. Есть произведения, однозначно приписываемые Алексею Толстому и Алексею Жемчужникову. Наверняка немало и тех, что создавались коллективно. Известно, что третий брат Жемчужников, Александр, тоже печатался под общим псевдонимом, но качество его работ не устраивало остальных. Однако в творческой биографии Козьмы Пруткова некоторые из этих произведений остались. Кроме того, многое не было опубликовано, сохранилось в рукописях – это затрудняет определение авторства.
Но для читателей эти вопросы вторичны. Важнее другое: чем интересен Козьма Прутков современному человеку? Уже понятны далеко не все политические аллюзии, остались в далеком прошлом баталии, разыгрывавшиеся в литературных кругах. Что же осталось? Вечное. Та самая житейская мудрость – тонкости взаимоотношений отцов и детей, мужчин и женщин, начальства и подчиненных, – которая неподвластна времени. Какие-то из произведений Пруткова – наверняка не одно – совпадут с вашим жизненным опытом, напомнят о чем-то личном, заставят улыбнуться, задуматься. В этом сила нестареющей классики.
Стихи и басни
Мой портрет
Когда в толпе ты встретишь человека,
Который наг[1];
Чей лоб мрачней туманного Казбека,
Неровен шаг;
Кого власы подъяты в беспорядке;
Кто, вопия,
Всегда дрожит в нервическом припадке, —
Знай: это я!
Кого язвят со злостью вечно новой,
Из рода в род;
С кого толпа венец его лавровый
Безумно рвет;
Кто ни пред кем спины не клонит гибкой —
Знай: это я!..
В моих устах спокойная улыбка,
В груди – змея!
Честолюбие
Дайте силу мне Самсона;
Дайте мне Сократов ум;
Дайте легкие Клеона,
Оглашавшие форум;
Цицерона красноречье,
Ювеналовскую злость,
И Эзопово увечье,
И магическую трость!
Дайте бочку Диогена;
Ганнибалов острый меч,
Что за славу Карфагена
Столько вый отсек от плеч!
Дайте мне ступню Психеи,
Сапфы женственный стишок,
И Аспазьины затеи,
И Венерин поясок!
Дайте череп мне Сенеки;
Дайте мне Вергильев стих —
Затряслись бы человеки
От глаголов уст моих!
Я бы, с мужеством Ликурга
Озираяся кругом,
Стогны все Санкт-Петербурга
Потрясал своим стихом!
Для значения инова
Я исхитил бы из тьмы
Имя славное Пруткова,
Имя громкое Козьмы!
Кондуктор и тарантул
Басня
В горах Гишпании тяжелый экипаж
С кондуктором отправился в вояж.
Гишпанка, севши в нем, немедленно заснула;
А муж ее меж тем, увидя тарантула,
Вскричал: «Кондуктор, стой!
Приди скорей! Ах боже мой!»
На крик кондуктор поспешает
И тут же веником скотину выгоняет,
Примолвив: