hor>
© Ханох Дашевский, 2022
© Интернациональный Союз писателей, 2022
Глава первая
С трудом натянув на себя кусок дырявого брезента, Михаэль съёжился в промёрзшем кузове военного грузовика, заполненном какими-то коробками и ящиками. Дорога казалась достаточно ровной, и это была не дорога даже, а проложенная в глубоком снегу, утоптанная ногами, колёсами и гусеницами колея. По ней всё время двигались войска. Но грузовик был ветераном армейского снабжения. Его подбрасывало, и Михаэль мечтал дожить до той минуты, когда дорожная пытка наконец-то закончится. А тут ещё приходилось останавливаться и пропускать воинские колонны. И места в кабине не нашлось. Его занимал немолодой интендант третьего ранга.
По железной дороге Михаэль доехал до Валдая и уже вторые сутки добирался на попутном транспорте в район Старой Руссы, где после кратковременного отдыха и пополнения была сосредоточена Латышская дивизия, в боях под Москвой потерявшая больше половины личного состава. Там, на Наре, его, раненого и контуженного, не подававшего признаков жизни, уже положили рядом с погибшими, и если б он не зашевелился – так бы и похоронили. До сих пор стоял перед глазами окровавленный речной лёд и припорошенные лёгким утренним снегом, застывшие в разных позах мёртвые тела. В ушах свистел сводящий с ума минный вой, звучал переходящий в крик голос Юриса, а его крепкие руки Михаэль продолжал ощущать на своих плечах, словно батальонный комиссар всё ещё нависал над ним, стараясь привести в чувство.
В госпитале Михаэль провёл больше месяца. Из него удачно вытащили два осколка, но последствия контузии то и дело напоминали о себе. Внезапно начинала болеть голова, накатывала тошнота, темнело в глазах, и осматривавший Михаэля интеллигентный пожилой, явно тяготившийся армейской формой военврач заключил:
– Годитесь к нестроевой, молодой человек. И то с натяжкой. Так и напишем.
С этим заключением Михаэль уехал в дивизию, не совсем ясно представляя будущее. В дороге он успокаивал себя. Конечно, в таком состоянии в окопах ему не сидеть, но и стыдиться нечего. Увлёк в атаку людей, честно выполнил свой долг, был ранен. Ну а должность в батальоне найдётся, ведь он не один. У него есть Юрис. Михаэлю и в голову не приходило, что обстановка могла измениться и многих из тех, кого он знал, уже нет.
До расположения своей части Михаэль добрался к ночи. На борьбу с холодом ушёл весь день, а теперь, ко всему, прибавился ещё голод. Ему мерещилась большая миска горячего дымящегося супа, и Михаэль предвкушал встречу с Юрисом и обед, который тот закатит на радостях как тогда, в сентябре. Но прошло немало времени, пока он с трудом нашёл штаб батальона и приоткрыл наспех сколоченную из неотёсанных досок дверь. Она вела в приземистую избу, где располагался комбат. Надолго тут не устраивались: со дня на день ждали приказа о наступлении.
Рассчитывая увидеть Юриса и командира батальона капитана Коршунова, Михаэль вошёл в помещение и замер, глядя на незнакомого человека в накинутом на плечи офицерском полушубке. Тот, подняв голову от карты, тоже удивлённо рассматривал вошедшего.
– Кто такой?
– Заместитель политрука третьей роты Гольдштейн, – отрапортовал Михаэль. – Выписан из госпиталя, возвратился в часть.
– А почему вы докладываете комбату? – неодобрительно поинтересовался человек в полушубке. – Вы должны были явиться в роту и там доложить.
– Но я…
– Отставить! – По резкому тону нового комбата Михаэль понял, что долго ещё будет поминать добрым словом капитана Коршунова. – За неуставное поведение трое суток ареста! Доложить командиру роты!
– Есть доложить!
Приложив руку к ушанке, Михаэль выскочил наружу. Такого приёма он не ожидал. Ладно, Коршунова нет, а Юрис? И его нет? Быть не может! Наверное, где-то в батальоне или дела у него какие-нибудь в политотделе дивизии? Решив всё выяснить в роте, Михаэль отправился туда. Теперь он ни в чём не был уверен. Живы ли Меерсон и Берзиньш? Ведь смерть и война – неразлучные сёстры. О том, что и с Юрисом могло что-то случиться, Михаэль старался не думать. Отойдя от избы, он посторонился, чтобы пропустить на узкой, протоптанной в снегу тропинке встречного, но тот неожиданно остановился, вглядываясь в Михаэля. В темноте трудно было кого-либо разглядеть, но вспыхнувшая над близким передним краем ракета осветила лица, и Михаэль узнал политрука своей роты Э́вальда Бе́рзиньша.
Через десять минут он жадно поглощал консервы и хлеб, запивая их чаем и слушая невесёлый рассказ: лейтенант Борис Меерсон погиб при форсировании Нары, а Юрис серьёзно ранен в ногу: задета кость, и он до сих пор находится в госпитале – том самом, откуда вернулся Михаэль. Вместо него комиссаром батальона назначили Берзиньша.
– Я ничего не знал, – Михаэль был потрясён и расстроен. – Что же это такое? В одном госпитале лежали, а я даже не навестил…
– В том бою меня только оглушило, – продолжал рассказывать Берзиньш, – но так сильно, что замертво свалился. Не знаю, сколько лежал. Открыл глаза, а где-то впереди «ура!» кричат. Ну, думаю, ребята мои уже на тот берег переправились.