section>
ВПУСТИ МЕНЯ, ПАМЯТЬ!
Сижу на коленках у папы. Он чистит селёдку.
А именно – хвостик. От косточек тщательно чистит.
Затем добавляет к ней соли четыре щепотки.
Четыре, а может быть три. Дальше память о детстве не тянет и виснет.
Туман в ней. А пыль от наглаженных чистых простынок
Под светом вздымается. Блик проявляется резко:
Мы с мамой за свинкой/котом/хомяком
вдруг идём на Кондратьевский рынок,
Я в черных очках говорю на рязанском немецком.
Впусти меня, память туда, дай остаться надолго!
Плыву туда кролем, бегу приставными шагами.
Останусь навеки! Верните бобинную плёнку!
С рассказом сумбурным о рыбе, ковре, оригами,
О дубе, орешнике, слонике, гжельском тигрёнке,
Цыплёнке пушистом на календаре у подруги,
Солдатике, тролле, танцовщице, старой картонке
Для горки, снежинке для ёлки из проволоки тонкой,
И клоуне, вечно танцующем в розовом круге
Зелёной шкатулки. Шкатулка поёт и мотает бобина,
Уже и тогда старомодная как табакерка,
Как маятник длинный,
Как старой прабабушки зеркало…
Пусть стеклышки калейдоскопа проявится чётко,
Отдельные вспышки вдруг соединятся, унылость взорвётся,
А вместо неё засияет беспечное солнце.
Мой папа как трепетный бог вновь посадит меня на коленки,
И будем мы вместе внимательно чистить селёдку.
АНАБЕЛЛА
В. Н. Она была – дитя огромной рыбы,
Она была Венера из песка,
И сто прибрежных бабочек могли бы
Порхать над кончиком её соска.
А на коленке – шрамик от ракушки,
А на ключице – солнечный ожог,
Стодневный зной хранил её веснушки
И синий в прядях бархатных цветок.
Но помнят не её, а ту, вторую,
Американку в розовых носках…
Тень Анабеллы вдоль неё танцует,
Косая тень с румянцем на щеках
КРОХОТНАЯ ПОЭТЕССА
Кипит поэма. В голове:
Задачки, строчки, мысли, встречи…
Домой! Где телу станет легче,
Где на ковре, как на траве…
Но дверь закрыта.
Три звонка…
Не открывают…
За дверью воет тишина,
Как будто бы не знает,
Что мне всего лишь восемь лет,
И что ключей в кармане нет.
Прошло наверно полчаса,
А может быть и больше,
Не пробудились голоса
И стали стены толще.
Одна… и нету никого
В многоквартирном доме
Пролеты, двери, потолок
В космическом изломе…
Неуловимый ультразвук
Проходит путь до интро,
Всех красок сумрачных испуг
Перемешал палитру…
Квадраты пляшут на полу,
И я не знаю, почему
Поэму всю забыла…
И что случилось на земле,
Что нету в доме места мне…
Тут мама дверь открыла.
Пары веселья тяжкого,
И мама с полной фляжкою…
Улыбка мягкая, сонная, дикая,
Потухших глаз заводь тихая…
Анапа, «космос», портвейн, боярышник
Туманное здесь царит марево,
Ты в нем тогда потерялась, мамочка,
А за стеною – меня оставила.
ДЖЕК, КОТОРЫЙ ПОСТРОИЛ САРАЙ
Мужчина должен построит дом?
Не обязательно, можно – сарай!
Только бы прочность была в нём,
Только бы был в нём «потерянный рай»…
Папа при ветре суровом прорыл
Путь в подземелье – портал для вина,
Крысам все подступы перекрыл,
Я была в это посвящена.
А над порталом возвысился храм —
Каждой религии здесь место есть —
Китайский буддизм и туркменский ислам,
И христианство, чтоб душу отвесть…
Двери, оконные рамы, дрова,
Старые стулья и порванный толь —
Всё, что достойно большого костра,
Здесь получило