оспитание, была не по годам начитана, умна. Разве что прятали они от девочки и зло, и скорбь любыми способами, чтобы не устрашилась, не испугалась, не боялась; дабы не сникла, потому, как близко к сердцу принимала всё, что видела, что слышала. Оттого предельно добрым был взгляд Хризольды, и в её сердце было счастье.
Хризольда, имея в обычае своём вставать в четыре часа утра, когда солнце только-только просыпается, чтоб лучами своими разбудить и всю округу, бодро, бойко шествовала в поле далеко за пределами своей обители, дабы, точно пастушка, присматривать за каждым агнцем. Не чураясь, не боясь испачкаться и замараться, она бережно брала самого маленького к себе на руки, и пела ему великую песнь – ровно такую же, что напевала ей в детстве мать. У водоёма, у пруда часами сиживала, чтобы полюбоваться утками и накормить их.
Княжна находилась без ума от лошадей, и пропадала в конюшне подолгу. В конюшне же той были кони знатные, кони статные; помимо них, в ней содержались эогиппусы, пони, единороги и гиппогрифы.
Сейчас же Хризольда находилась в своих покоях. Она сидела в удобном кресле, утопая в нём – обойдя кресло сзади, со спины, никогда не догадаешься, что в нём кто-то сидит.
Вначале княжна внимательно рассматривала себя, глядя в зеркало. Затем, взяв в руки гребешок, начала расчёсывать свои длинные русые локоны. Внезапно она остановилась, призадумалась вдруг и охнула:
– Что же теперь будет? Я пропала, если кто-либо узнает.
Девушка вдруг встала, и начала ходить по своим покоям взад и вперёд. Похоже, она вспомнила не очень хорошую, но недавнюю историю, потому как заметалась в ужасе, как мотылёк, который не может вырваться на свободу, запертый в стеклянном сосуде.
Неожиданно раздался негромкий стук в её дверь.
К её облегчению, это был гувернёр – ещё один человек, который был дорог сердцу Хризольды. Этому седовласому мужчине княжна доверяла, как себе – много лет тот хранил в себе все её тайны и секреты.
Случалось так, что по долгу службы отец невесты часто бывал в разъездах – как это ни печально, как ни прискорбно, но кронство Тезориания против своей воли было втянуто в великую тяжбу; тяжбу, именуемое страшным словом «война». Этот князь, славный и бесстрашный человек, имел безупречную репутацию – репутацию человека порядочного, ответственного, сильного и мужественного; кронинг вверял ему и своё войско, и своё государство, и даже свою собственную жизнь. Некогда ещё дед Хризольды, граф и верный вассал прежнего кронинга, верой и правдой заслужил более обширное владение, данное ему в лэн – де юре принадлежащее кронингу, де факто управлял им граф, как феодом феодал. Более того, его титул с тех пор был выше; герцогиней стала бабушка Хризольды.
Вот и отец Хризольды, князь Кристиан был также нарасхват, ибо во всём походил на своего отца-герцога. Он удосужился снискать у нынешнего кронинга всяческое уважение, расположение. Вот только на самом деле невесть как побаивался его тезорианский кронинг – но ещё больше кронинг боялся врагов внешних, а потому назначил в своё время Кристиана маршалом – и не прогадал, ибо также не глуп был. Кристиан же умудрялся совмещать в себе роль маршала с ролью посла и дипломата – он чётко был уверен в том, чтобы договориться; «худой мир лучше любой из войн», так говорил он.
Между тем, ситуация в землях Севера действительно была мрачной: кронство Эйнар (которое у прочих нордов зовётся Варгия либо Варвария) зашевелилось в самый неподходящий момент; неспокойно было там, и гонцы несли оттуда дурные вести. В кронстве Тирания сменилась форма правления: отныне там был объявлен вульготон, что сродни военной диктатуре вкупе с авторитарностью кронинга, исповедовавшего гедонизм и приветствовавшего жречество. На юге было хуже всего: там наблюдалось дерзкое движение – форсировались речные заставы, пограничные рубежи, а местных жителей поработители угоняли к себе в рабство. Возможно, вы спросите, кто же эти нехорошие люди – конечно же, амулетинцы; больше некому. Ведь Тезориания, с её холмами и долинами простиралась гораздо южнее всех прочих кронств, и граничила с империей, которая привыкла повелевать и отбирать силой. В неравном бою, когда беды никто не ждёт – либо же хитрыми вылазками на хорошо защищённый форпост. Стоит усыпить бдительность хотя бы одного часового – и сделано полдела. И амулетинцы эти не имели себе равных в жестокости и кровожадности – так, во всяком случае, утверждали очевидцы, коим удалось вырваться из когтей опасности.
Оттого и пропадал князь то на поле брани, в гуще сражений, то обивая пороги дружественных кронств – в последнее время вся надежда была исключительно на Стерландию, которая имела общие с Тезорианией границы; жители этой страны также предпочитали войне жизнь в мире и согласии. Однако если задеты их честь и достоинство, они непременно будут биться.
У Стерландии были свои враги: далеко на севере, за Снегозёрьем находилось кронство Тронн, и магия навела черноту на сердце, разум и душу тамошнего кронинга. Не давало покоя и иное кронство, имя которому – Сюшер, чьи жители промышляли грабежами и разбоем. Они постоянно вторгались с моря, совершая дерзновенные и агрессивные набеги. Эти люди приплывали на драккарах,