стала похожа на дорогое венецианское зеркало, нигде не слышно ни единого дуновения ветра, не видно ни единого шевеления лоз, отягощенных созревающими гроздьями винограда. Речная долина томится в предвечерней неге. Природа будто прислушивается к неслышной походке ночи, которая подкрадывается с востока, неся в подоле жменю звезд.
И только в развалинах замка Азей-лё-Ридо, который когда-то гордо высился на островке посреди Эндры, слышны тихие переборы струн. Казалось, ангелы спустились на землю, чтобы отдохнуть от дел небесных и насладиться звучанием сладкоголосой лютни. Вот только место для своего пикника они выбрали явно неудачно.
Название замку в XII веке дал хозяин местных земель по имени Ридо, или Ридель, д'Азей. Благодаря своему жестокому нраву Ридо д'Азей получил прозвище Дитя Дьявола. Замок стал грозной оборонительной крепостью. Главной ее функцией была защита пути из города Тур. Спустя какое-то время все владения Ридо были захвачены Генрихом II Плантагенетом, однако Филипп Август вернул их туреньскому рыцарю Гуго, сыну д'Азея, верному вассалу короля, который принимал участие в битве при Бувине.
В 1418 году дофин[2] Франции, будущий король Карл VII, оставив Париж, вынужден был искать пристанище в замках Луары. Однако на тот час гарнизон Азей-лё-Ридо находился в союзе с герцогом Бургундии, и когда дофин прибыл под его стены, то был встречен насмешками защитников крепости. Солдаты называли его незаконнорожденным ублюдком. Взбешенный Карл приказал осадить замок и после его захвата повесил всех уцелевших солдат гарнизона на стенах замка. Крепостные сооружения Азей-лё-Ридо были разрушены и преданы огню, а окрестные деревни разграблены и тоже сожжены.
С той поры крохотный городишко (скорее большая деревня), расположенный неподалеку от замка и носивший его имя, стал называться Азей-лё-Брюле – «Азей Сожженный».
Среди желтых цветов дрока, сплошным ковром покрывавших развалины замка, уютно расположилась влюбленная парочка – юная деревенская девушка и парень, судя по одежде, из дворянского сословия. Ему, как и его подружке, было от силы семнадцать лет, но в широкоплечей фигуре юного дворянина уже чувствовалась мужская сила, которая добывалась не праздным времяпровождением, а многочасовыми тренировками с оружием. В руках он держал видавшую виды лютню, и его тонкие длинные пальцы исторгали из музыкального инструмента потрясающе нежные и мелодичные звуки.
По всему было видно, что в музыке он знает толк. Так же как и в любовных интрижках. Казалось, что юный дворянин всецело захвачен игрой на лютне, даже глаза прикрыл от вдохновения. Однако его прищур был хитрым и лихим. Он внимательно наблюдал за девушкой, которая была на седьмом небе от его музыкальных упражнений.
Наконец парень убедился, что первый акт пьесы сыгран успешно, и приступил ко второму – к решительным действиям. Отбросив в сторону лютню, юный музыкант схватил разомлевшую, мало чего соображавшую девушку в объятия и начал ее страстно тискать и целовать. А затем сорвал с себя рубаху и опрокинул девицу навзничь. Дальше ничего объяснять не нужно – дело в общем-то житейское, молодое…
Вскоре кустики дрока были смяты так, словно по ним прошелся конный отряд рыцарей, притом несколько раз. А благолепие природы нарушили звуки, совсем не гармонирующие с тишиной, царившей в речной долине.
Все-таки иногда нужно заглядывать в глаза женщинам более пристально. Даже когда они бывают на вершине блаженства и в них царит абсолютная пустота. В этом юный ловелас убедился на личном опыте. В какой-то момент, почувствовав, что девушка неожиданно оцепенела, он посмотрел на ее лицо и увидел огромные глазищи, в которых светился ужас. А спустя мгновение молодой дворянин услышал за спиной подозрительные шорохи.
Его реакция была молниеносной. Крепко обхватив девушку руками, он мигом откатился вместе с ней в сторону, а на то место, где они только что забавлялись, обрушился сильнейший удар обычными крестьянскими граблями. Сделаны они были на совесть, из грушевого дерева, поэтому обладали повышенной прочностью, но от сильного удара о землю все равно сломались.
Подхватившись на ноги, юный дворянин схватил лютню и помчался к изрядно порушенным и сбитым на скорую руку мосткам, которые соединяли берег Эндры и островок. Однако бежать со спущенными штанами (скорее не бежать, а прыгать, как заяц) – еще то занятие, особенно когда за тобой гонятся с увесистой дубиной, обломком граблей. Одной рукой натянуть штаны и завязать пояс не было никакой возможности (о том, чтобы бросить лютню, молодой человек даже не помышлял), остановиться – тем более, поэтому ловеласу пришлось на бегу освободиться от пут, в которые превратились его портки, что оказалось несложно. После этого, сверкая голым задом, он припустил со скоростью оленя, спасающегося от охотничьих псов. Юный музыкант не выпустил лютню из рук даже тогда, когда дубинка преследователя просвистела у него над головой.
Ловелас прогрохотал досками мостков и скрылся в кустарнике, которым густо заросли берега Эндры, а со стороны островка послышались девичий плач и грубая мужская брань:
– Шлюха! Грязная девка! Убью!