то и вырывали из рук зонт. Путь был недолгим, но когда я подошла к дому, всё равно продрогла и вымокла до нитки. А ведь уезжая из города, радовалась золотой осени: светило солнце и пёстрые кроны деревьев шелестели на фоне лазурного неба. Будто знак какой-то. Бабуля бы сказала: “Не к добру”.
Это место очень дорого для меня. Тут прошло моё детство. Старый покосившийся дом c застеклённой верандой, облицованный деревянными рейками. Я помню его ярко-жёлтым, но сейчас краска слезла и фасад мог поспорить серостью с тёмным осенним небом. Набухшие дождевые тучи висели прямо над верхушками лип, которые выстроились рядком в пролеске за полем.
Калитку плотно оплели ветки боярышника, так что пришлось отломать несколько ветвей с крупными, красными ягодами, пробираясь на участок. Тропинка заросла крапивой. Как это всё было не похоже на воспоминания детства, словно родное, милое сердцу окружение отразилось в кривом зеркале.
Я открыла дверь и в нос ударил сырой прелый запах. Так пахнут мокрые листья и заброшенные дома. Печку топить не рискнула, дымоход прочищали много лет назад, а вот на газовой плите включила все конфорки. Ничего, ночь пересплю, а дальше будем разбираться с проблемами, – для этого я и вернулась. Поднатужившись, перетащила из комнаты на кухню кресло-кровать, застелила постель и заварила ароматного чая с чабрецом.
За окном тяжёлые капли ударяли по металлическому отливу. Вечерние сумерки уже сгустились под деревьями и сизой дымкой смешались с мелкой взвесью влаги, образуя туманный полог. В мрачном небе изредка сверкали всполохи зарницы, совсем как в ту ночь, когда мне привиделся чудесный сон и жизнь разделилась на до и после.
В детстве я постоянно болела, цепляла любую хворь. Если кто-то чихнул рядом, можно с уверенностью сказать, что ближайшую неделю я проведу в кровати кашляя и принимая кучу лекарств. Так что, когда со временем в мою распухшую карту в детском отделении легло заключение о судорогах и обмороках не ясной этимологии, это стало лишь ещё одной проблемой из многих. Мама переживала, в меру своих качеств, но по-деловому взяла меня в охапку и повезла в столицу. Светила науки мяли меня и слушали, засовывали в страшную гудящую трубу и вешали кучу датчиков. После нескольких месяцев осмотров, единого мнения так и не сложилось и тогда мама, исходя из их диагнозов, сама вынесла какое-то общее заключение и начала меня лечить. Да. Моя мама очень верила в медицину, но после наших мытарств,8 многих докторов считала шарлатанами. Она разбиралась в лекарствах не хуже опытного фармацевта и могла (по крайней мере, ей так казалось) подобрать лечение не хуже профессионала. В то лето, я приехала к бабушке с длинным списком рекомендаций и пакетом медикаментов. Бабуля поохала, но спорить не решилась. Зная характер моей мамы, мало кто бы стал ей перечить.
Первое время мы честно массажировались, глотали таблетки, строго соблюдали режим. Я с постным, бледными лицом смотрела с веранды, как другие дети играют в мяч, бегая по пыльной, залитой солнцем дороге. Но Ба есть Ба, и у неё тоже был характер. Постепенно приёмы пилюль заменялись отварами трав и прогулками на свежем воздухе. Понимаете, моя бабуля была полной противоположностью мамы и абсолютно НЕ верила в медицину. Именно по этой причине случился самый большой скандал между ними, который я помнила. Они ругались за закрытой дверью, но крики слышали все соседи. После выяснения отношений мама уехала, а мы вновь начали лечиться по её рекомендациям. Так было до той поры, пока не случился ещё один приступ.
В тот вечер всё произошло неожиданно: я поднималась по лестнице на второй этаж и, оступившись, пролетела несколько ступенек вниз. Физически почти не пострадала, только ушибла локти и бок, но сильно испугалась. Видимо это и стало толчком к очередному припадку судорог.
Я очнулась на руках у бабушки. Никогда не забуду слёзы в её васильковых глазах. Морщинистые руки гладили мою голову. Она шептала ласковые слова. Глядя на неё, мне вдруг тоже невыносимо захотелось плакать. Тоскливое чувство обиды на этот мир, не давало моей детской душе покоя и внезапно вылилось наружу. Так мы и просидели вдвоём некоторое время. В обнимку, на полу у лестницы.
Весь следующий день бабушка куда-то собиралась. Приготовила две пары резиновых сапог, – себе и мне. Сложила что-то в большую корзину. А потом, накрыв платком, нещадно гоняла вертевшуюся рядом кошку. Меня разбирало любопытство, но Ба только улыбалась и заговорчески подмигивала.
Вечером я как обычно легла спать. За окном моросил мелкий дождик, барабаня в окно, баюкая и торопя сны. Я хорошо помню, как закрыла глаза, но, казалось, тут же открыла их. Комната изменилась. Стих шум капель. Через кружевную занавеску лился яркий лунный свет, рисуя узор на полу. В спальне было светло, лишь цвета стали глуше, с оттенком серого.
Я села на кровати, недоумённо озираясь. Что это сон или явь. Всё вокруг казалось каким-то нереальным.
Свесив ноги, нащупала пальцами резиновые сапоги, они стояли на месте домашних шлёпанцев. С детской непосредственностью, не стала долго думать. Залезла в единственно доступную обувь и пошла в сторону бабушкиной комнаты. Из щели под дверью выбивался тёплый свет лампы, я приоткрыла её, и заглянула внутрь.
Конец