вать взгляд. Шум проносящейся мимо машины был совсем близко.
Надо идти. Ползти. Выбираться.
Когда, выйдя из леса, перелезала через заросшую кустарником канаву, то уже почти ничего не чувствовала, да и сознание было какое-то отрывочное, но на дорогу она все же выбралась, увидела почти рядом два ярких огня и наконец потеряла сознание. То ли от слабости, то ли от облегчения.
– …Нет у нее никаких документов, – прорвался в тихое небытие чей-то незнакомый, пронзительно громкий голос, полоснув по нервам.
– Бомжиха, что ли?
– Да нет. Непохоже. Молодая еще и одета прилично. Только грязная очень. Обокрали, наверное, и из машины выкинули.
– Может, изнасиловали? Как думаешь? – недоброжелательно скрипел в самое ухо второй голос, старый.
– Да нет. Тогда одежда была бы порвана. Уж скорее сама дала. Может, проститутка с трассы?
– Старовата она для путаны. Скорее уж ограбили.
– Может. Ты за врачом-то сходи, осмотреть бы надо, – лениво заметил старческий голос. – Может, чего серьезное? Только ты знаешь что? Если хирург опять нажрался, лучше его не зови. Позови фельдшера. Сегодня Иван Макарыч дежурит, пусть лучше он посмотрит.
– А ментовку вызывать? – не торопясь звать доктора, отозвался второй голос.
– Не. Погоди пока. Пусть в себя придет, – подумав, ответила старуха. – Так-то она вроде целая, может, сотрясение у нее или черепно-мозговая.
Тут в волосах что-то зашевелилось, и девушка почувствовала, как чья-то огромная грубая ладонь подлезла ей под голову и пытается ощупать макушку. Она сделала над собой усилие и попробовала разлепить веки. Удалось это простое дело ей не сразу. Веки слиплись и стали пудовыми, глаза открываться никак не хотели, и ей пришлось немало потрудиться, прежде чем она увидела резкий ослепляющий бело-желтый свет.
Господи! Ну кто придумал вешать в больницах эти пыточные лампы? Она заморгала, непроизвольно морщась.
– О, очухалась, милая? – Прямо перед ней было чужое, пухлое, морщинистое лицо. – Ну что, как себя чувствуешь? Болит что-нибудь?
– Голова. – Голос звучал почти беззвучно, хрипло, и во рту было сухо, так что, казалось, горло потрескалось, как земля во время засухи.
– А еще что?
Она попыталась пошевелить пальцами рук и ног. Пальцы шевелились, больно не было. А вот тело болело. Все. И дышать было больно.
– Значит, побили тебя, – покачала головой тетка. Одета она была в несвежий белый халат, на голове – шапочка. Несмотря на седые пряди, выбивавшиеся из-под шапочки, и морщины, старухой ее называть было рано. Держалась она прямо, и веяло от нее энергией, хотя и не сказать, что доброй. «Медсестра, наверное», – вяло, автоматически заключила девушка и прикрыла глаза.
– Зовут-то тебя как? – снова спросила сестра.
Девушка нахмурилась и попыталась вспомнить, но голова снова отозвалась острой пульсирующей болью, как тогда в лесу. И, словно услышав ее мысли, сестра спросила:
– А в лес как попала, тоже не помнишь?
Она не помнила. Она ничего не помнила. Зато голова начала болеть все сильнее и сильнее, и девушка сморщилась и тихо заплакала от этой боли.
– Ну, ну. Не реви. Сейчас доктор тебя осмотрит, вколем успокоительное, и поспишь. А уж завтра разбираться будем, – тарахтела над ней пожилая медсестра, и девушке отчего-то стало спокойнее.
Глаз она больше не открывала. Так было легче. Пришел врач, пьяный, его прогнали. Потом пришел фельдшер, велел отнести пациентку в бокс, там ее раздели, осмотрели, обратно одели во что-то больничное, вкололи укол, завернули в одеяло и, кажется, куда-то повезли, а может, и нет. Может, она прямо там уснула.
Она лежала и бездумно смотрела в белый потрескавшийся потолок. Ее слегка познабливало, тело ныло, но голова уже не болела. Ветхое байковое одеяло, дырявый застиранный пододеяльник и железная кровать безошибочно сообщили ей, что она в больнице. Причем в плохой больнице. Она почти сразу вспомнила, что ее нашли на трассе, что ее осматривал фельдшер и что при любых попытках что-нибудь вспомнить начинает сильно болеть голова. Поэтому она и не пыталась, а просто лежала и ждала, когда кто-нибудь придет и скажет ей, что же с ней случилось и можно ли ей вставать, и, возможно, ее даже покормят. Есть хотелось.
Вскоре дверь у нее за головой заскрипела, кто-то удовлетворенно хмыкнул, и негромкие шаркающие шаги возвестили о прибытии визитера.
– Добрый день, – суховато проговорил пожилой полный врач, вынимая из карманов руки и присаживаясь на стул возле девушки. – Ну, как вы себя чувствуете?
– Спасибо, кажется, ничего, – ответила та тихим, но уже вполне узнаваемым голосом.
– Отлично. Меня зовут Андрей Петрович, я занимаю пост завотделением нашей больницы, – официально, даже слегка помпезно представился он и горделиво приподнял подбородок. Как вас зовут, вы помните?
– Яна, – ответила девушка и с удивлением