чтобы они не состояли меж собой в родстве. А тут… Петька Головин, бывший в чести у покойного государя Иоанна Васильевича, каким-то образом сумел убедить монарха, что если в соказначеи к нему назначить двоюродного брата, Володьку Головина, они вдвоём казной распорядятся успешнее. Бояре, от которых государь потребовал утвердить его решение, противиться воле грозного царя не решились…
Поначалу, пока государь оставался ещё в силе, брательники особо и не озоровали, вели дело рачительно, с бережением. А как державу наследовал мягкий и беспомощный, в делах несведущий Фёдор, развернулись, показали себя. По сути, государственная казна превратилась в кормушку Мстиславского и Шуйских, а также их ближайших сторонников.
Когда летом 1584 года, спустя всего три месяца после кончины Иоанна Васильевича, по настоянию Бориса Годунова и Богдана Бельского назначили большую боярскую комиссию по проверке состояния казны, братья Головины и их покровители поначалу не оценили степени нависшей над ними опасности. Привыкли к безнаказанности – за долгие-то годы… Молчаливость большинства Думы они расценивали как потворство им же.
А оно – вон как вышло-то…
Во времена перемен всегда рушится, казалось бы, незыблемое! И погребает под своими обломками тех, кто вовремя не сориентировался, не учёл, насколько непрочны порядки вчерашнего дня. При царе Иоанне опасаться следовало только государева гнева, и кто ж мог представить, что опасица может исходить от таких же вельмож, что и сам!.. Вот и Головины не оценили, что времена изменились…
– Они и досторожили – на пару-то!.. – гневно продолжал меж тем Годунов, тыча опоясанным перстнем пальцем в ошеломлённых напором братьев. – Так друг дружку насторожили, что в казне уже дно видать – вычерпали, тати, подчистую!.. И на что средства потрачены?.. Ладно бы на державные нужды!.. Так ведь нет!.. Попросту разворованы невесть на что – на себя и дружков своих…
И сам поднаторевший в аппаратных игрищах, Головин всё реальнее чувствовал надвигавшуюся опасность. Исподволь нарастало осознание, что ему грозит не требование возместить недоимки, даже не пеня, в чём он был убеждён ещё накануне, а что-то посерьёзнее. По поговорке «Доставай мошну – вытряхивай казну!», судя по всему, уже не получится…
Он хорошо знал Годунова, и понимал, что тот что-то задумал, иначе не говорил настолько резко.
Пётр Иванович растерянно оглянулся на своих покровителей, сидевших в лавке среди остальных бояр. И с ещё большей тревогой увидел, что князь Мстиславский тоже выглядел растерянным.
Более решительный Иван Шуйский, заметив растерянность казначея, попытался вмешаться:
– Ты бы полегче, Борис Фёдорович!..
– А ты бы вообще помолчал бы, Ванька! – в тон ему отозвался Годунов. Отозвался настолько быстро, что стало ясно: первый боярин к вмешательству воеводы оказался готов, ожидал его, и реплику заготовил заблаговременно – реплику такую, чтобы разом нейтрализовать соперника. – Мы ещё с тебя спросим, как это ты неправедный приговор вынес по местничеству дружка своего