учителя были, – она резко оборвала его и мысленно добавила. – «А души ваши жиром заплыли».
В тот же день, накануне Рождества, оформили сделку, и повесила Зинаида себе на шею ещё один хомут. Без малого, полтора года сидит на её плечах ненавистная соседка, свесив ноги. И конца-края этой истории не видно. Если бы не её горячее желание обеспечить дочку хотя бы комнатой в коммуналке, разве она связалась бы с этими хитрожопыми соседями. Да и Алёнка перестала бы по общежитиям скитаться.
А у Матрёны от её ухода, как будто второе дыхание открылось. Помнится, когда она в услужение поступила, бабка при смерти лежала, а сейчас посмотри – щёчки порозовели. Ещё бы, на свежих домашних харчах. Сама не доедаю, ей повкуснее, да посвежее.
– Тёть Матрён, денег дайте, до сельпо доеду, может бананы привезли. А то у меня до получки рублей пятьсот осталось, а я ещё за пахоту не рассчиталась.
– Да я Антошке в последний приезд всю пенсию, как есть, отдала. Возьми на свои, я потом верну.
– Да чего вы брешете? Антон второй месяц глаза не кажет, – поперхнулась Зинаида от наглого вранья старухи и, тут же, поправившись, громко повторила. – Антон второй месяц не приезжает, а пенсию на прошлой неделе приносили.
Матрёна насупилась, запустила руку в глубины своих одёжек и вытянула кошелёк, украшенный когда-то стразами, а ныне, с потрескавшейся дерматиновой обложкой и пустыми глазницами оправ для фальшивых самоцветов.
– Чего выставилась? – зло спросила старуха, протягивая ей сотню.
– Кошелёк понравился, – улыбаясь ответила Зина. – А на сотню я вам, только шкурку от банана привезу, остальное – плата за доставку.
Матрёна пыталась что-то проворчать вслед, но она уже оседлала старенький велосипед. Всё не пешком, до центра почти два километра.
– Зинаида, подьк сюды, – окликнула её у магазина старинная мамина подруга, – Чево сказать хочу.
– Сейчас, тёть Луша, хлеба куплю и выйду, – бросила ей на ходу Зина, поднимаясь на крыльцо магазина. – Лучше вы идите, а я вас по дороге догоню.
Тётка была доброй женщиной. Раньше она часто приходила к ним в гости и обязательно приносила ей мятные пряники. Именно, мятные и никакие другие. А может быть других и не было. Как-то раз, в очередной её приход, Зина выбралась навстречу гостье из-под стола и заявила:
– Луша, ты нам больше пряники не носи, а то мне жевать нечем. Ты нам зефир с пастилой приноси.
Тётка нагнулась к ней и потрепала за щеку.
– Ладно, – и уже обращаясь к матери, смеясь сказала. – Какие детки растут, палец в рот не клади, я уж не говорю про пряник. Сможет за себя постоять.
Но тётя Луша ошиблась. Так уж случилось, что спустя полтора десятка лет, оказалась Зина беззащитной. Да и вряд ли она хотела и могла этому противиться. Наверное, и никто не может. Зинаида влюбилась…
В магазине было немного народа: шесть-семь женщин обсуждали последние новости, стоя у окна, да продавщица Малина, жена Митряка, словно торговала грудью, разложив её на прилавок. Вообще-то, никакая она не Малина, а Галька. По молодости