пор и до конца жизни у него не было «невесты».
Последние годы по утрам он приходил в пивную палатку и выпивал две-три кружки пива с солью, потом шел на работу, на завод ЖБИ – железобетонных изделий – вытаскивать из форм, ровнять зубилом и укладывать в штабеля железобетонные изделия, чтобы заработать себе на еду и вино, на двухнедельную поездку к матери в деревню.
Иногда он бунтовал. Сумма в тридцать тысяч доходила до пятидесяти. Он наваливался грудью на чью-нибудь чужую грудь и грозно шептал:
– Слушай! Ты представить не можешь, своей тупой башкой, что такое настоящие деньги – деньги! Бабки! Бабульки и барабульки! Бабло. Ты все пропиваешь и не видишь разницу между пятеркой и стольником… А у меня всё было – всё! Знаешь ли ты, с кем пьешь?
Когда он слишком надоедал своим друзьям, они били его.
Его друзья были все с завода ЖБИ – железобетонных изделий – где они формовали, уплотняли, сушили и транспортировали железобетонные изделия, чтобы кормить себя и семью, пить пиво и вино, покупать телевизоры и раз в год на две недели ездить куда-нибудь. Иногда они выпивали больше обычного – часто это случалось в дни зарплаты, третьего и восемнадцатого – тогда они со стонами и сопеньем начинали бить друг друга, тыкать друг друга перочинными ножами, отвертками, напильниками, и приезжали милиционеры, чтобы задержать их, и некоторые из них исчезали на несколько лет, но чаще навсегда.
Он был таким же, как все – худо одетым, буролицым, с проседью в волосах, редко смеющимся и нервным, и однажды в день зарплаты, третьего или восемнадцатого августа 1982-го года, друзья убили его, ткнув его головой в пропеллер работающего вентилятора, в пивной палатке, где он любил по утрам пить пиво.
В тот же день и час в двух тысячах километрах на юго-восток, под городом Батуми, на веранде дачного домика сидела женщина по имени Лидия, и ее укусила пчела в нежную кожу на сгибе локтя, потому что Лидия съела грушу.
Именно в тот день и час вспомнился ей сероглазый парень по имени Володя, который пятнадцать лет назад был ее любимым.
Наверное, издыхая в пропеллере вентилятора, его мозг успел послать в пространство сигнал о смерти – серию молниеносных и таинственных, не уловимых никакими приборами биотоков.
Приданое Лидии составляло ровно четырнадцать тысяч, и все они пошли на уютный домик с верандой, откуда был виден небольшой кусочек моря с узким треугольником Зеленого Мыса.
Впрочем, полтора десятка лет назад деньги имели другую цену, и Володя не врал, рассказывая свою историю друзьям, тем самым, которые, упившись, сунули его головой в работающий вентилятор.
Лидия раздавила противное насекомое вьетнамкой, и оно громко хрустнуло, брызнув на пол желтой жидкостью.
– Жора! – позвала Лидия, но вспомнила, что муж с детьми уехали в город.
Ей самой пришлось вытащить жало из нежной кожи на сгибе локтя.
Вытащив жало, Лидия почувствовала дурноту: ей показалось, что у нее подскочила температура, словно при отравлении. Она выпила стакан молодого вина и легла на кушетку болеть, и в то время как обезглавленный труп везли с места преступления в морг, а убийцы, медленно трезвея, сидели в камере, Лидия предавалась воспоминаниям, которые настойчиво жужжали в ее мозгу.
Ей было восемнадцать, ему двадцать, он отдыхал в Батуми и снимал комнату в доме ее отца. Лидия приехала домой на каникулы, и он за несколько дней «свел ее с ума»…
– Где ты теперь? – подумала она в тот самый момент, когда фельдшер без любопытства разглядывал раздробленный череп.
– Странное дело, – подумал фельдшер, теребя пшеничный ус. – Если все это происходит на самом деле, то какая же должна быть мощность у этого вентилятора, чтобы так поломать кость? Или же кость у него была такая хрупкая, пропитая и прокуренная кость? Или же все это – ненастоящее, все это сон какой-то, или фантазия, и я уже много лет живу в каком-то кино, или в книге, чей автор, безмозглый интеллигент, понятие не имеет о мощности вентиляторов, о жизни вообще…
Володя весной пришел из армии и работал на заводе железобетонных изделий – временно, потому что на следующий год он тоже поедет в Москву и поступит в институт.
– Счастье – это лотерейный билет, говорил он. – Вытянешь – твое. Уж я-то его вытащу, будь уверена, – добавлял он, глядя куда-то мимо ее глаз, на горизонт, где над Турецким берегом строился облачный город.
Или мерещился ему вдали работающий вентилятор, которого, в сущности, и не видно, так быстро вращаются лопасти…
– Я буду министром, – серьезно говорил он, и это желание не казалось ей наивным. – Я докажу им всем, что я способен в этой жизни на кое-что.
Лидия не знала тогда, что «они» – это жители небольшого русского райцентра, рабочие завода ЖБИ, завсегдатаи пивной палатки – жалкие и ничтожные друзья его.
Она не знала о мрачной жизни этого города, о том, как тускло светят по ночам фонари, о том, как медленно люди сходят с ума, не зная в жизни ничего, кроме каждодневной