таланты. Быть может, кто-то хорошо поет? Или танцует! А кто-то знает кучу веселых историй. Прошу, поделитесь ими с окружающими! Мне говорят, – он наклонился и приложил руку к уху, – у нас уже есть желающие. Тогда, – он выпрямился, – милости просим подняться на сцену нашего первого героя! Встречайте господина из второго грота!
Следом за всеми остальными я с любопытством посмотрела на выбравшегося к сцене высокого светловолосого мужчину, одетого, как клерк одного из здешних учреждений. То есть, в простой темной гамме и без украшений. Единственное, чему я немного удивилась, так это его прическе: здешние обыватели редко носили длинные волосы, пусть даже собранные в хвост. Если только молодежь… Но их обладателю, по моим меркам, было уже за тридцать. Помахав со сцены не только приготовившейся к развлечению публике, но и даме, оставшейся за столиком, он нагнулся к микрофону.
– Говорю я, в основном, по существу. – обведя зал внимательным взглядом, сказал мужчина. – Но одну из баллад моей родины, долины Барсов, спою сегодня с истинным удовольствием.
Его голос звучал приятно, поэтому ему недолго похлопали и предложили начать. Пошептавшись с музыкантами, он снова появился в освещенном круге и посмотрел куда-то вдаль, поверх человеческих голов. А когда он запел, я почувствовала, как напряглись струны моей души, отзываясь на неизвестно как появившуюся в незатейливых словах песни эльфийскую грусть.
– Тяжка ноша твоя, память – крепче клинка. Поздней ночью покинул обитель
И ушел в пустоту с тощей сумкой в руках мой наставник, духовный воитель.
Ради блага страны ты оставил приют, тех, кто дорог печальному сердцу…
Виноватые в том слез разлуки не льют: властный путь допускает все средства.
Мир забрал у тебя все надежды, мечты, растоптал твои чувства жестоко.
Ты ушел в никуда… И поникли цветы. Им теперь без тебя одиноко.
Ты и сам одинок. Безразличен судьбе. Замечаешь прошедшие даты,
Словно вехи дорог, что раскрыты тебе. К их истокам не будет возврата.
Окружают тебя тени вместо людей. Их движенье не трогает душу.
Затворившись в себе, ты не станешь сильней. Не пора ли преграды разрушить
И впустить яркий луч чьей-то юной любви? Ее чистые, светлые воды
Непременно помогут твой мир оживить, распахнув крылья вечной свободы…
… прошлой жизни оставив невзгоды…
При последних аккордах песни мужчина опустил глаза и посмотрел в темноту зала с легкой, чуть смущенной улыбкой. Взгрустнувшие дамы вытерли слезки, а господа, покачивая в знак одобрения головами, похлопали. Певец сказал «спасибо» и, спустившись в зал, затерялся среди столиков. А я потерла в недоумении лоб.
– Дядюшка Горс! – позвала пригорюнившегося над бокалом гнома. – Мне кажется, или этот человек заменил текст старой эльфийской баллады своими словами? Вроде там говорилось о скорби девушки, чей молодой муж остался на поле боя.
– Ага. – согласился Горс. – Заменил. Но, согласись,