нченный, что едва не растворяется в воздухе. Поначалу я этого не заметила, потому что он ловко умеет притворяться. Такие, как гость, находятся в большой опасности. Он легко может подпасть под влияние какого-нибудь одержимого. Например, мой прадед был признанным предводителем сектантов. К сожалению, мне не довелось познакомиться с ним лично. От него мне осталась одна-единственная фотография, на которой он сидит за своим письменным столом с ровным пробором в волосах и устремленным в будущее визионерским взглядом. Вдобавок меня поражает, что его проповеди были вольной импровизацией – он ронял на кафедру Священное Писание, раскрывавшееся словно по велению Всевышнего в произвольном месте и тем самым определявшее тему его выступления.
Прадед наверняка сказал бы, что надо знать содержание раскрывавшейся страницы, ведь человек – лишь раб Божий, которому не остается ничего, кроме как следовать Его воле.
Рядом с городком, в котором я располагаюсь, словно в саркофаге, стоит высокая гора, смахивающая на пирамиду, однако в отличие от чуда света внутрь войти нельзя и к тому же она покрыта снегом. Если уж очень хочется, можно на нее взобраться. Лично я пока с этим не спешу, мне даже думать об этом не хочется. Многого оттуда все равно не увидишь, так что я предпочитаю оставаться у подножия. Некоторые побаиваются отбрасываемой горой тени.
В городке я знаю всех, но обычно веду себя так, будто ни с кем не знакома. Что-нибудь да происходило со мной почти на каждом углу, одна жизненная пора наслаивается на другую. Люди собираются в баре «Ротонда», находящемся совсем неподалеку от моего дома. Изначально предполагалось, что он проработает всего сто дней, но из сотни получились тысячи. Официанты меняются еженедельно, один ужаснее другого, но волосы у всех затянуты в пучок, да и в остальном нельзя сказать, чтобы здесь хоть когда-нибудь происходило нечто интересное. Я всегда знала, что неблагодарна. Родители довольно рано сообщили мне об этом, и я никогда этого не отрицала.
Гость был кем-то неведомым, возник ниоткуда. Вышел из поезда, качнув чемоданом, и наши взгляды встретились. Уж не знаю, сам ли он додумался приехать сюда. Я стояла с другой стороны перрона, собираясь уезжать. Во всяком случае слонялась по вокзалу, присматриваясь к пунктам назначения, в которые я потенциально могла бы отправиться. Однако в поезд я никогда еще не садилась.
Не стану отрицать: гость показался мне знакомым, когда я впервые взглянула на него сквозь очки в золотистой оправе… или, быть может, он сам тепло посмотрел на меня сквозь линзы своих очков, стоя на другой стороне перрона, в то время как мы оба знали, что приехали из противоположных концов и завтра или, в крайнем случае, послезавтра снова разъедемся в разные стороны? Именно этот взгляд гостя и запомнился мне, теперь я ищу его в глазах других людей и порой нахожу, сегодня ведущий передачи по философии так же взглянул на молодого французского писателя.
По радио сказали, что звери в зоопарке отвыкли от людей и бросаются в бегство при малейшем движении со стороны человека, прежде всего фламинго. Мне понравилась мысль о том, что пока люди ходят по зоопарку, животные бегут куда подальше.
Потом началось интервью с руководителем туризма в городке – где я родилась не по своей воле и где не собираюсь умирать, – там говорилось о необходимости развивать туризм за счет позиционирования городка в качестве крупного города. Эта идея показалась мне до того бессмысленной, что я не знала, чем заняться. На покрытой искусственным мрамором стойке бара «Ротонда» щедро разложили крошки рогалика. На солнце они отливали золотом. Гора, продолжал руководитель туризма, конечно, привлекает многих, но канатная дорога уже старая, вагончики опасно покачиваются, необходимо поскорее все обновить.
В бар я захожу не каждый день, но в то утро краткая встреча с гостем заставила меня выйти из дому и отправиться на его поиски.
По улице двигались люди, которых я воспринимала лишь силуэтами. Увидела покорную мать, которую тянул за руку капризничавший ребенок. Скрестив ноги под стойкой из искусственного мрамора, я представила себе, что в городке живут только крошечные люди, ездящие на крошечных велосипедах и пьющие ристретти из малюсеньких чашечек. Саму «Ротонду» я могла бы легко положить на ладонь и, крутя, рассматривать со всех сторон, сидящие у стойки стали бы с криками хвататься за нее, их крохотные напитки попадали бы капельками на мои джинсы. Люди смотрели бы на меня, широко раскрыв маленькие глаза, когда я стану разламывать ротонду, как пончик. Я представила себе, что маленький городок будет все уменьшаться и уменьшаться, пока не превратится в крохотную точку, только я останусь большой и уже не смогу в нем уместиться. Тут я поняла, что так оно и есть.
По радио говорили о растущих случаях насилия против обслуживающего медперсонала. Официант сделал потише, и голосов не стало.
Люди лежат под козырьками крыш, кто в спальных мешках, кто в палатках, кто в спальных мешках и палатках. Вещи они обычно хранят в дорожных отверстиях, прикрытых небольшими люками. Мне нередко доводилось видеть, как они вылезают оттуда, таща за собой бесформенную поклажу. Люди приобрели тот же цвет, что и дома, у которых они лежат, стали серыми, как асфальт, а их палатки и спальные мешки переливаются