в палисадниках или сидели и болтали в сенях возле самых дверей, высунув из соображений учтивости руку с зажатой в ней трубкой за дверь, дабы не отравлять воздух в помещении. Будучи людьми добросердечными, приветливого нрава и любезного обхождения, они, естественно, оглядывались на любую хорошенькую девушку, проходившую мимо, и улыбались ей, чем приводили в смущение многих девиц, не привыкших к светским манерам. Каждая деревенская красотка вскоре обзавелась возлюбленным, а когда всех красоток расхватали, подошла очередь и тех, кто не мог претендовать на столь лестное звание, ибо большинство воинов не придавали никакого значения слишком длинному или слишком курносому носику, или небольшому изъяну по части зубов, или обилию веснушек, превышающему обычный стандарт англосаксонской расы. Так в селении Оверкомб начали завязываться многочисленные романы, а молодые люди, уроженцы сих мест, оставшись не у дел, были предоставлены самим себе и в своих одиноких прогулках, вместо того чтобы постигать величие природы, погружались в мрачные мечты о страшных способах мести, которую они уготовят храбрецам, почтившим своим любезным вниманием их деревню.
Энн с немалым интересом наблюдала за этими романтическими событиями из окна своей спальни, и когда замечала, с каким торжествующим видом та или другая сельская красотка разгуливает под руку с лейтенантом Нокхилменом, корнетом Флитценхартом или капитаном Класпенкисоеном, облаченным в умопомрачительную форму йоркских гусар и необычайно цветисто изъяснявшимся на иностранном языке, да к тому же являвшимся обладателем сказочно прекрасных имений или какой-то иной собственности, именуемой «фатерланд», у себя, на своей заморской родине, ее охватывало горькое чувство одиночества. Тогда она невольно начинала думать о том, что прежде стремилась забыть, и заглядывала в маленькую шкатулочку, где в тонкой папиросной бумажке хранилось нечто шелковистое, каштановое и свернутое колечком. Однажды, почувствовав, что терпеть больше нет сил, она спустилась вниз.
– Куда ты идешь? – спросила миссис Гарленд.
– Поболтать с кем-нибудь в деревне – меня тоска заела!
– Но не сейчас же, Энн!
– А почему не сейчас, мама? – пробормотала Энн, краснея от смутного ощущения собственной безнравственности.
– Потому что это не годится. Я давно собиралась тебе сказать, чтобы ты не выходила на улицу в эти часы. Отчего бы не погулять утром? Молодой мистер Дерримен будет очень рад…
– Не говорите мне о нем, мама, не говорите!
– Ну хорошо, дорогая, тогда погуляй в садике.
И вот бедняжке Энн, которая вовсе и не собиралась швырнуть свое сердце под ноги какому-нибудь солдату, а хотела всего-навсего сменить увядшие мечты на более свежие, пришлось изо дня в день по нескольку часов кряду ограничиваться прогулкой в саду, где щебетуньи-пташки насвистывали ей свои песенки, легкокрылые бабочки садились на шляпку, а отвратительные муравьи ползали по чулкам.
Садовый участок вдовы не был отгорожен от сада мельника Лавде, ибо когда-то это был один большой