выход. Медленно передвигая ноги и спотыкаясь, бессмысленно глядя как бы в пустоту впереди себя, он прошел мимо выхода, забыв о своей цели. В конце коридора словно очнувшись, повернул обратно и замер. Внезапно с улицы донеслись резкие, хлопающие звуки выстрелов. В ушах зазвенело, Виталий, уткнувшись в стену издал похожий на мычание стон. В глазах засверкали яркие мушки, затошнило, ноги стали ватными, он бессильно осел, тяжело дыша… Ему показалось, что он слышит журчание ручья. В глазах стало светлеть, и почему-то вспомнился день, его последний выходной день.
Это было чуть больше месяца назад. Был обычный, по-весеннему радостный, теплый солнечный день. Он сидел на берегу речки с удочкой, было немного скучно и одновременно радостно беззаботно. На мгновение казалось, Виталий все забыл и как будто оказался снова там, на берегу с удочками в утренней безмятежности…
Вдруг снова раздались выстрелы, затем он услышал звук, похожий на звериный вопль. Нужно было встать и найти этот чертов выход… Внезапно в глазах потемнело, ноги снова стали ватными, он осел и слабея, завалился на бок.
Итак, был солнечный весенний один из первых по-настоящему теплых дней. Ранним утром Виталий Петрович в резиновых ботфортах, навьюченный рыболовными снастями, рюкзаком со всякой необходимой на рыбалке ерундой, и спиртом, обязательным для приготовления настоящей ухи и не только для нее, задирал с трудом свою травмированную ногу, чтобы влезть в УАЗ своего знакомца Егора Валентиновича – реаниматолога. УАЗ «Патриот» после привычной «десятки» показался ему гигантом. В конце концов, ругаясь под нос, ему удалось ввалиться на заднее сиденье. Машина тронулась, завязался ленивый утренний разговор.
Как обычно, беседа безальтернативно скатилась на рабочие темы. Только добрались до места, развернулись, закинули удочки – у Валентиныча зазвонил телефон.
«Что за черт?»
На самом деле, едва раздался звонок, оба рыбака уже знали, кто и зачем звонил. Или скажем так, подозревали. Виталий Петрович и Егор Валентинович были сотрудниками местной сельской ЦРБ, оба были на так называемом дежурстве на дому, хотя правильнее это было бы назвать дежурством на телефоне. Врачей в больнице было не много, и звонки-вызовы домой были часты. Была надежда, что ранним воскресным утром у приятелей будет 3-4 часа на рыбалку, но закон подлости, как известно не знает в таких случаях промаха. Звонили из приемной, дежурный по больнице срочно вызывал хирурга. Что ж, надо ехать обратно.
Поехали в больницу, конечно, не переодеваясь. В резиновых огромных сапогах, осыпая комьями земли коричневый больничный кафель, ввалились в приемное. Дежурный врач, точнее сказать «дежурная» врач, полная женщина лет сорока, показывает направление из фельдшерского медпункта со словами:
– Где они их находят?
Оказывается, сантранспортом доставили в приемное мужчину около 40 минут назад, жалуется на сильные боли в руке. Сам обратившийся, тихо постанывая от боли, сидел, покачиваясь на кушетке. Осмотрели вместе руку. Кисть была красной, как-бы раздутой, как будто ее накачали жидкостью.
Оформляйте пока в хирургию, – распорядился Валентиныч, глянув на Виталия. Виталий согласно кивнул. Медсестра спросила:
– Что вписать в диагноз?
– …Рожа пока, – буркнул Петрович и безуспешно пытаясь сдержать зевоту побрел в отделение, переодеваться.
Доплелся до ординаторской, бухнулся в кресло у своего стола. Посидел, потеребил истории на столе. Пописать что ли «долги»? Да ну их в воскресенье к чертям собачьим. Лучше завтра… Или после завтра. Через 10 минут угрызения совести были прерваны вошедшей постовой сестрой, бросившей молча на стол историю поступившего. Петрович не спеша расписал назначения, поднялся, дошел до стойки сестринского поста, сунул лист под нос отрешенно строчащей в журнале медсестре и вернувшись снова плюхнулся в кресло. На этот раз без лишних размышлений тут же задремал в кресле. Показаний к операции пока не было и можно было попробовать, по крайней мере, выспаться…
Спустя час уже другая постовая медсестра, сменившая ночную, была вынуждена разбудить его. Больной жалуется на сильные боли, анальгин не помог, нужно что-то посильнее. Кроме того, медсестре показалось, что рука покраснела сильнее. Петрович, пошатываясь и потягиваясь, направился в палату, уточнить ситуацию. Было около 9 часов, пациенты ходили по коридору с тарелками, кто-то нес порции для неходячих собратьев по несчастью с целым набором тарелок на подносах, кто-то шел в столовую получить свою порция. Между этим потоком сновала санитарка со шваброй в одной руке и тряпкой в другой, призывая проходящих мимо к осторожности из-за влажного пола.
В септическом или проще говоря гнойном блоке к запахам еды примешивался уже привычный застойный запах мочи и прочие «ароматы» сопровождающие помещения с лежачими больными. Вот наконец и нужная палата. Пациент был все в том же сидячем положении, выглядел отрешенным, постанывал и раскачивался. Казалось, за прошедший час еще немного похудел и побледнел.
– Язык? Дай руку. Так больно? А здесь?
«Ого! Дела хреновые… И правда, где они это цепляют, блин», – подумал