ние мгновения.
Еще пятнадцать – он глянул на циферблат – да, еще пятнадцать минут, и…
Надо поднимать детей, что безмятежно дрыхнут у себя в комнате, старшего в школу, младшую в садик, жене на работу к первому уроку, да и ему сегодня в университет к девяти… Суета, капризы и жалобы, попытки впихнуть в отпрысков пару ложек каши – обычное утро счастливой семьи.
Но звонка будильника Ник не дождался.
Снаружи громыхнуло с такой силой, что задребезжали стекла, и багровое сияние на миг затопило оконный проем. Хором взвыли сигналки припаркованных на улице автомобилей, и жена зашевелилась, оторвала голову от подушки.
– Что это было? – спросила она хриплым со сна голосом.
– Не знаю. Спи… – ответил он, и не удержался, наклонился, поцеловал ее в щеку.
Жена нежно мурлыкнула, потянулась к нему, и тут громыхнуло второй раз, вроде бы дальше и слабее, но вспышка оказалась такой яркой, что Ник невольно закрыл глаза рукой.
– Что такое? – повторила Анна, на этот раз с тревогой.
Он сбросил одеяло, ухватил с тумбочки очки и принялся нашаривать тапки.
Если из окон спальни видна только улица, на которой стоит их дом, то из кухни можно разглядеть кусок города до площади Мира, а если днем, то даже западный, высокий берег Дуная с башнями королевского замка и шпилем древнего храма Святой Троицы.
Ник прошел мимо детской спальни, затворив дверь, которую с вечера закрыл не до конца. На кухне под ноги попался кот, решивший, что настало время первого завтрака.
Взяв мохнатую зверюгу по кличке Сервантес на руки, он отдернул штору.
И замер с засевшей в голове мыслью, что еще спит и видит сон…
Уличные фонари не горели, ни единого зажженного окна не было в соседних домах. Город покрывала бы тьма, если бы не ало-желтое зарево, что подсвечивало небо в нескольких местах.
На северо-западе над крышами выстреливали и опадали языки пламени.
– Что там? – голос вошедшей на кухню Анны прозвучал испуганно. – Света нет. Совсем.
– Пожары, и большие, – ответил он, хотя сам не особенно верил своим словам: чтобы вот так синхронно и мощно полыхнуло в разных точках, да еще и со взрывами!?
Что происходит, черт возьми?
Ник автоматически щелкнул выключателем и убедился, что электричества и в самом деле нет.
– Ты… – довести фразу до конца он не успел, застыл с открытым ртом.
Из темного неба над площадью Мира к земле метнулось нечто бликующее, продолговатое. Исчезло из виду, и над городом с грохотом и ревом, с дребезжанием оконных стекол поднялся еще один столб огня!
Рядом, несколько сот метров, если по прямой!
Кот заорал, принялся выдираться из рук хозяина, так что пришлось его отпустить.
– Мама? Папа? – голос сына прозвучал для наполовину оглохшего и ослепшего Ника очень тихо, хотя Алекс вошел на кухню и стоял в каких-то трех шагах, испуганно прижав к груди кулачки.
– Все хорошо, дорогой! Все хорошо! – жена метнулась к нему, обняла, хотя и дрожащий голос и суетливые, нервные движения выдавали, что она успокаивает не столько ребенка, сколько себя.
– Почему нет света? – спросил Алекс.
Десять лет пацану, и разговаривать с ним не только можно, но и нужно как со взрослым.
– Отключили, – сказал Ник. – Скоро включат обратно.
– А почему шум?
– Вот я не знаю, сын, но собираюсь узнать, – он снова выглянул в окно.
На площади Мира что-то горело, пусть не так масштабно, как вдали, но тоже впечатляюще.
– Так, Алекс, шагай обратно в спальню и проследи за сестрой, – голос Анны отвердел; она выждала, пока сын уйдет, и поинтересовалась. – Что ты задумал?
Ник ответил негромко:
– Там может быть нужна помощь, и лишняя пара рук не помешает.
– Да ты с ума сошел! На улице наверняка опасно! И есть пожарные, наконец! Прекрати эти глупости!
– И надо же разузнать, что творится? Сидя дома, этого не сделаешь.
– Но есть же телефон, можно позвонить! – она почти кричала. – И у тебя дети! Неужели ты забыл?
– А ты уверена, что он работает? И да, у нас дети. Не стоит пугать их. Тише.
Анна отступила на шаг, прижала руки к груди таким же жестом, как Алекс.
Да, она любила изображать, что верховодит в семье, даже порой шутила, что муж у нее подкаблучник. Но в то же время прекрасно знала – в серьезных делах он все решает сам и вмешательства не потерпит.
И всегда чувствовала момент, когда надо уступить.
– Наверняка Младшая сейчас проснется, – сказал Ник, подходя к жене и обнимая ее. – Оставайся с ними. Ну а я буду осторожен, честное-пречестное слово.
Улица, по которой ходил каждый день, без привычного освещения выглядела странно. К счастью, начинало понемногу светать, неохотно открывало глаза мозглое осеннее