недавно в степи, и на курганах, и в уреме безымянного ручья, сбегавшего к Волге: зимняя заснеженная степь только днем кажется безжизненной, сколько в нее ни всматривайся, не увидишь никакого движения, – а ночью здесь жизнь кипит.
Разумеется, надо уметь читать эту снежную книгу. Выросшему в городе человеку не понять письмена, раскинувшиеся на бескрайней белой странице. Но Бикхан вырос в степи и мог, не затруднившись, рассказать обо всём, что происходило здесь под покровом темноты.
Вот тут, например, лиса (не степной корсак, судя по размеру отпечатков лап, а самая настоящая огневка) охотилась на мышь-полевку. Бикхан чуть ли не зримо видел, как лисица застывала, чутко улавливая доносящиеся из-под снежного покрова еле слышные звуки, – а потом стремглав бросалась раскапывать снег передними лапами, и лишь четвертая попытка стала удачной: в том месте крохотное, едва различимое пятнышко крови свидетельствовало о незавидной судьбе полевки.
Лисьи следы порадовали Бикхана. Огневка не корсак, у нее куда более ценный мех, и платят за шкурку… он попытался вспомнить цифру из прейскуранта, вывешенного в приемном пункте потребкооперации, затем резко оборвал мысли: так думать о шкуре не пойманного зверя – примета самая дурная, живо спугнешь удачу. Вот когда будет рыжая лисья шубка сушиться, натянутая на распялку, тогда и вспоминай расценки.
И он вернулся к разглядыванию следов: вот эти, сгруппированные по четыре, оставил уже под утро заяц, – скакал неторопливо, возвращаясь с жировки, наевшись в уреме коры и молодых побегов; а сейчас тот заяц залег на дневку где-то невдалеке, под прикрытием кустика или снежного увала, – и можно без особого труда разыскать лежку по следу, да только без ружья нет никакого резона зря тревожить косого.
Об охотничьем ружье Бикхан мечтал уже два с лишним года, с тех пор, как ему исполнилось четырнадцать. Не просто и не только мечтал, – делал всё, чтобы мечта превратилась в новенькое оружие. А заодно стал завсегдатаем осовиахимовского стрельбища в райцентре, научившись изрядно стрелять и пулями, и дробью.
Дед охоту не жаловал, да и не смог бы ей толком заниматься из-за хромоты. И ружья не имел. Говорил, что в империалистическую да в гражданскую на всю жизнь настрелялся, с лихвой, с избытком. Даже когда случались проблемы с волками (а случались они нередко), дед либо использовал отравленные приманки, либо приглашал охотников из райцентра, заранее выложив приваду в удобных для стрельбы местах. Бикхан в конце минувшего лета завел с ним разговор о том, что считанные месяцы спустя ему исполнится шестнадцать, а это дата, подразумевающая подарок солидный и в тоже время полезный. Охотничье ружьё, например.
Дед на высказанное внуком желание отреагировал долгим молчанием. Затем куда-то отлучился, так ни слова и не сказав, вскоре вернулся, выложил перед Бикханом парусиновый мешок, звякнувший металлом.
Парень даже успел подумать: вдруг внутри разобранное отцовское ружьё? Наверное, поржавело, хранившись столько лет без ухода, придется повозиться, восстанавливая… Он ошибся, в мешке лежали всего лишь капканы, самые разные, большие, средние, маленькие и совсем уж маленькие. А вот насчет того, что мешок остался после отца, Бикхан угадал. Насчет ржавчины угадал тоже: пришлось-таки изрядно повозиться, приводя всё это железо в рабочий вид.
– Хочешь ружьё, Бориска, ну так и заработай на него. – Дед по матери был русским и всегда звал внука исключительно Борисом, тот привык и отзывался. – Поймешь заодно и разберешься, блажь у тебя однодневная или же впрямь склонность к этому делу питаешь.
Если дед подспудно надеялся, что скучная возня с обдиранием шкурок и их обработкой отвратит внука от нового увлечения, то он просчитался. Вслух же старик Бикхана-Бориса не отговаривал, – напротив, скупо хвалил за первые успехи, с аппетитом кушал мясо добытых зайцев, вытапливал жир из сурков.
Впрочем, Бикхан в первую свою промысловую осень особыми достижениями похвалиться не мог: несколько зайцев и сусликов, да пара сурков, – больше постигал охотничью науку, чем добывал. Изучал капканный промысел отчасти самоучкой, по «Настольной книге охотника» (этот роскошно изданный двухтомник презентовал дед на шестнадцатилетие), – было там собрано об охоте всё, что только можно, вдумчиво читать, так и за год не управишься, но Бикхан для начала проштудировал те разделы, что касались капканов и ловушек. А за практическими советами ездил за пятнадцать километров в МТС, к старому кузнецу Ферапонтову, тот когда-то много ловил капканами, а теперь почти забросил по старости и слабости здоровья, – но знал о здешнем зверье и о его повадках всё, что стоило знать.
В итоге и в теории, и в практике начинающий охотник за осень подковался изрядно. Однако пушниной заработать на ружьё пока не удалось.
К тому же шкурки поначалу, прежде чем парень навострился их правильно мездрить и сушить, принимали как третью категорию, самую дешевую, а то и вообще как некондицию, за сущие копейки. Такими темпами на хорошее ружье пришлось бы копить годами, а покупать в комиссионке плохонькую «фроловку» или «берданку» Бикхан не хотел. Но за несколько месяцев он неплохо освоил