дерзко Клавдия.
– Кого угодно! – клятвенно заверил подполковник Байстрюков. – Ты только назови – и будет он вот тут стоять и руки твоей просить!
– Ой! – не поверила Клава. – И кого угодно можно назвать? Хоть даже Филиппа Киркорова?
– Киркоров подойдёт? – деловито уточнил подполковник Байстрюков и уже тянул из кармана мобильник.
Потерявший дар речи и ничего не понимающий Миша Брусникин следил за происходящим остановившимся взглядом. Казалось, ещё совсем немного – и его без помощи психиатра в чувство уже не привести. Тронулся умом касатик.
– Филипп? – сказал в трубку подполковник. – Это Байстрюков … Ну, здравствуй, здравствуй … Да не надо меня с днём рождения поздравлять, я его два месяца как отпраздновал … Ладно, слушай сюда, время не ждёт … Ты Бабушкинский загс знаешь? Бабушкинский! Ты где сейчас вообще? Вот! Тебе тут близко! Десять минут ехать! Значит, слушай сюда. Через десять минут я жду тебя у загса! Всё! Время пошло! Отбой!
Подполковник Байстрюков утопил свой мобильник в кармане пиджака и нервно хрустнул пальцами.
– Всё! – сказал он, обращаясь к Клаве. – Сложилось так, что лучше не придумаешь! И всем хорошо! Стране – валюта! Тебе – Филипп! Мишке твоему – Латинская Америка! Мне – полковничьи погоны!
– Я не согласен! – попытался было протестовать Миша Брусникин, жизнь которого за последний час так кардинально изменилась, что происшедшее не поддавалось осмыслению и не укладывалось в голове.
Но подполковник Байстрюков взял Мишу за один из значков, блестящих на Мишиной груди, и произнёс с отеческой мудростью в голосе:
– Твоё дело теперь десятое, Козявкин.
И было понятно, что за свои полковничьи погоны подполковник Байстрюков отдаст что хочешь. Хоть даже жизнь Миши Брусникина.
Филипп Киркоров примчался так быстро, будто за углом ближайшего дома прятался. Вдруг подкатил диковинный длиннющий белый автомобиль, открылась дверца, и божественный Филипп ступил на пыльный асфальт. Давно уже присматривавшаяся и ничего пока не понимающая толпа любопытных взвыла и прихлынула. Милицейское оцепление не без труда сдерживало истерично визжащих школьниц. Миша Брусникин превратился в статую.
Об участии Филиппа Киркорова в съёмке нашего розыгрыша договаривался Илья Дёмин лично, и за успешное решение задачи нашему администратору можно было при жизни ставить памятник. Потому что прибытие Филиппа на место событий окончательно довершило процесс превращения взрослого человека и без пяти минут мужа в неразумное дитя с признаками замедленного умственного развития. Это я про Мишу Брусникина, разумеется. Вот не приедь сюда Филипп, предположим … Или приедь вместо Филиппа его двойник … В общем, сделай мы хотя бы чуть-чуть, но всё же по-другому … И тогда мы не добились бы такого эффекта. Потому что у Миши в подсознании где-то всё-таки жила бы, копошилась мыслишка, и не мыслишка даже, а просто чувство такое, до конца им самим не понятое – что как-то странно это всё, что на реальную жизнь не похоже совсем, а похоже скорее на бред … Но вот ужасный этот подполковник Байстрюков позвонил Филиппу,