трассе М53, огибающей линзу Обского водохранилища, оставался свежим, мористым. Академик облокачивался на дверцу, дышал, умиленно разглядывая ровную гладь Обского моря и мохнатые бородавки островов: географической «высоты № 1204», называемой в народе «Хреновой» в силу наличия там цветущих плантаций дикого хрена, и острова Кораблик, тоже имевшего устойчивое народное имя – Тайвань. Над бородавками вяло подымливали трубы Бердского радиозавода, но над всем этим голубой чашкой висело небо, проносились чайки, и картина отчасти умиротворяла.
…Шимерзаев был из «старых». Точнее, из новых «старых», ибо те, прежние «старые», ушли из жизни уже два десятка лет назад. Узкое горло Судьбы, через которое проскочили немногие научные люди, Шимерзаев давно преодолел. Часть его коллег уехала в США, Канаду или Израиль, а теперь тосковала в форумах, и сильнее всего – когда удавалось вырваться на симпозиум в благословенные кущи новосибирского Академгородка. Другая часть смирилась со служаночной ролью науки и, допустив в коридоры своих крепостей-институтов и лабораторий коммерческие организации, тихо сдалась. В их коридорах уже торговали недвижимостью да окорочками, а сами академики и директора доживали свой век, будучи руководителями каких-нибудь научно-производственных фирм, где им отводилась почетная роль зицпредседателей: да, не голодаем, и икорка в достатке, но деньги не те, а главное – не деньги… черт!.. главное – все не то: трепета нет, привилегий, права первосвященства…
Шимерзаев же как-то очень вовремя получил грант Европейского Института этнологии человека, потом еще один. На эти деньги снарядил гигантскую экспедицию в духе тамерлановского войска: с кибитками, всадниками, обозом для награбленного – и почти сразу же отрыл на горно-алтайском плато Укок могильник неизвестной молодой женщины. Судя по почестям, оказанным этой даме с непропорционально огромными ступнями (деталь, на которую указала Шимерзаеву антрополог экспедиции – гламурная, но стойко переносившая походные лишения девушка), она пользовалась особым авторитетом при жизни, так как похоронили ее с шестнадцатью слугами, девятью верблюдами, домашней утварью из меди и с двумя лицами неизвестного происхождения.
Шимерзаев начинал еще в те времена, когда в Институте археологии СО АН СССР царил академик Окладников – грозный и могучий А-Пэ, создавший целую научную школу. Сначала Шимерзаев входил в свиту мальчиков-аспирантов А-Пе, вдохновенно записывавших за ним цитаты и ловивших плечами свет генеральских звезд; вместе с ним откапывал кости мамонта, а точнее – трогонтериева слона, который и по сей день, трехметровый в холке, тычет в посетителей Института археологии своими обломанными бивнями из фойе. Потом собирал по бревнышку на территории музея Спасо-Зашиверскую церковь, увезенную из зоны затопления, – без единого гвоздя сделанное диво дивное сибирской архитектуры и жуть жуткая исторической правды, ибо все население древнего сибирского города Зашиверска, который стоял в бассейне реки Индигирка, умерло, включая последнего младенца