повернулся к товарищу, который принялся собирать амуницию, спросил:
– Так отчего же все-таки коровы, Вилли?
– Какие коровы? – спросил Земпер, он отводил затвор автомата, проверяя, не осталось ли случайно патрона в канале ствола.
– О которых ты думал, когда мочился на снег окопа, дорогой ландзер.
Вилли улыбнулся во все лицо. Оно стало добрым, просветленным.
– Эх, Руди, – сказал он, и грустная нотка появилась в голосе, – городской ты человек. Тебе не понять крестьянина… Когда идешь по дороге, где только что прошли твои коровы, и видишь желтый от их мочи снег, то сердце готово выскочить из груди от счастья. Так тогда хорошо на душе. И чем желтее снег, тем лучше. Значит, коров у тебя много… Ведь и Eine Kuh deckt viel Armut zu – одна корова покрывает большую бедность.
– И ты мечтал, как пригонишь из России стадо коров, которые зальют мочой всю Баварию… Не так ли? – спросил саксонец, прожевав кусок и запивая его кофе.
– В России нет хороших коров, – ответил Земпер. – Разве что в Прибалтике… А здесь все они беспородны. Ублюдки, а не коровы. Нужна серьезная племенная работа на десятки лет. Мне до этого не дожить… Поступлю проще. Закончим войну – отправлюсь в Голландию. Ведь все мы, ветераны Восемнадцатой армии, участвовали в походе на эту страну. Вот и пусть отдадут мне мой голландский трофей в виде двух-трех десятков коров.
– Бери уже сотню, Вилли, – предложил Ганс Дреббер.
– Я не жадный, – откликнулся Земпер. – К моим пяти голштинским да двадцать добрых коров из Голландии – о большем и не мечтаю.
Вилли был уже одет. Он повесил на шею автомат и взял в углу карабин с оптическим прицелом, с которым не расставался, авось удастся подстрелить зазевавшегося ивана.
– Счастливо, Вилли, – напутствовал Земпера Руди Пикерт. – Хорошей тебе охоты. Не забывай, что с каждым русским, отправленным тобой на тот свет, ты все ближе к встрече с голландскими коровами. Ведь генерал Кюхлер не позволит тебе отправиться в эту благословенную страну до тех пор, пока мы не победим здесь, в этой промерзшей до земного центра России.
– Удивляюсь, – сказал Дреббер, наблюдая, как Пикерт, закончив завтракать, прибирает на столе, – какого черта ты торчишь вместе с нами в этом вонючем Мясном Бору!..
– А где бы ты посоветовал мне торчать?
– В Плескау, при штабе группы армий, или, на худой конец, в Сиверском, у Кюхлера под крылом. Я говорю о службе пропаганды. Ты грамотный парень, Руди, учился в университете. А язык подвешен не хуже, чем у доктора Геббельса. В качестве пропагандиста ты принесешь больше пользы нашему делу, чем даже Вилли Земпер с его безотказным карабином.
– Может быть, Ганс, может быть, – сказал Пикерт. – Но все дело в том, что я не член партии…
– Тоже недоразумение. Ты, Руди, наш человек, искренне преданный идеям фюрера и национал-социализма, хоть и позволяешь себе порой двусмысленные шуточки. Но это у тебя от интеллигентской закваски, я понимаю… Тем не менее в любой момент поручусь