м!» Мужские голоса говорят сдержанно, информативно, а женские допускают эмоции. «Следующая станция Щелковская» или «Планерная», – сообщают они и Максиму слышатся нотки нежности, точно эти самые станции значат нечто особенное для объявляющих леди. Может быть, они там живут или с этими станциями связаны сугубо личные воспоминания.
«Осторожно! Двери закрываются!»
Давным-давно Максим слышал, как один бардовский певец пел песню с такими же словами: «Осторожно, двери закрываются! Невозможно что-то изменить…» Это точно! Вошел в вагон, и изменить уже ничего нельзя. Поезд унесет тебя к другой станции, к другим людям и к другим историям.
Он сидел в метро и делал вид, что читает книгу в электронной читалке, которую для удобства называют коротким английским словом «ридер». Максим привык читать, чтобы убить время. В метро читают, как правило, сосредоточенно – не глядя по сторонам, удерживая равновесие при толчках вагона, и не замечая окружающих. Концентрация внимания позволяет отключиться от внешнего мира, от шума вагона, посторонних разговоров соседей, неприятного запаха бомжа, который может неожиданно оказаться на соседнем сиденье.
Но сегодня все было не так. Черный текст на сероватом экране ридера совсем не интересовал Максима, потому что его внимание было приковано к молодой девушке, сидевшей напротив. Он украдкой бросал на нее любопытные взгляды, потому что ему не хотелось выглядеть придурком, нагло пялящимся на понравившуюся девчонку. Хотя его приятель Стас так бы и поступил в подобных обстоятельствах.
«Но я же не Стас!» – мысленно заметил он в оправдание.
На вид девушке было около тридцати, а может и того меньше, потому что в неярком свете вагонных плафонов она выглядела совсем молодо, как юная девушка, наложившая макияж. Известно, косметика немного старит лицо, делает его взрослее. И все же, незаметно разглядывая ее, он посчитал, что перед ним скорее молодая женщина, чем девушка. Грань в таких делах уловить трудно.
Возможно, она была замужем, но кольца на ее безымянном пальце он не заметил.
Иногда молодой человек отрывал взгляд от ридера и, не скрываясь, открыто, скользил безразлично-задумчивым взглядом по сидящим напротив пассажирам, в том числе и по лицу девушки. Словно давал отдых глазам, уставшим от долгого чтения.
Конечной точкой, на которой Максим после короткого осмотра фиксировал свой взгляд, было темное окно вагона за ее спиной, будто его там что-то интересовало. Только смотреть в подземке было не на что – за освещенными окнами царила полная темнота. Лишь изредка проносились желтые огни фонарей, окрашивая со спины ее русые волосы в золотистый цвет.
«Как же пелось в той песне? – вдруг подумал он, припоминая слова песенки о метро. – Там было о светлолицей девушке, которую увидел парень и с которой хотел познакомиться. Нет! Не помню!» В памяти остался только припев:
Осторожно! двери закрываются,
Невозможно что-то изменить.
От досады сердце разрывается,
Только в этом некого винить. (В. Пак)
Он усмехнулся: «Мое пока не разрывается и это хорошо!»
Метро никогда не отличалось тишиной, и в этом была своя прелесть. Шум мог успокоить встревоженные нервы, ненадолго усыпить, а мог и настроить на философский лад. Максим невольно прислушался, пытаясь уловить в этом шуме, неутихающем гуле движения, ритм подземной жизни железного организма.
Он услышал, как раскачивая вагон из стороны в сторону, колеса деловито выстукивали свою песню – не ту, которая вспомнилась Максиму. Хлопали закрывающиеся двери, будто резиновой гильотиной рассекая человеческую массу. Скрипели тормоза на поворотах, врываясь в равномерный гул металлическим визгом, который заставил его отвлечься от крутящейся в мозгу песни. Звуковые ассоциации оказались далеки от музыкального благозвучия. «Так жена визжит, когда ругает непутевого мужа», – представляется ему.
Девушка сидевшая напротив тоже мельком посмотрела в его сторону, без интереса, равнодушно, как смотрят на случайных попутчиков.
«Какие у нее глаза, голубые или серые? – подумалось Максиму. – Черт! Издалека не рассмотреть! Сейчас еще раз глянет в мою сторону и увижу».
Но рассмотреть глаза девушки он не успел – к его месту подошла пожилая женщина, и пришлось уступить ей место. Максим встал в дверном проеме, прислонившись плечом к краю двери. Конечно, он мог бы уткнуться в ридер, сделать вид, что не замечает никого вокруг. Или задремать, показывая окружающим, что добирает утренний сон, прерванный ранним подъемом на работу. Все прекрасно знали об этой уловке, позволявшей никому не уступать свое место; спишь себе и спишь – никто не будет будить спящего человека. Но он так не делал.
Только один раз заснул, когда, действительно, устал на работе – заснул и чуть не уехал в Депо с конечной станции. Работница метро в красной шапочке и с красным жезлом сначала слегка тронула, а потом с силой потрясла его за плечо, приняв за выпившего. Вспоминая об этом эпизоде, он всегда улыбался. Не то, чтобы он не пил – в хорошей компании мог оттянуться по полной программе, но контроля никогда над