– Смотри, куда прешь! – в лицо дохнули чесночной вонью, более приятной, чем городские запахи, щедро наполнившие собой промозглый воздух. Молодой леший уткнулся в спину рыжеволосого здоровяка, топающего в колонне чуть впереди, и того возмутило столь панибратское отношение к его пояснице и лопаткам.
Ерунда, пусть ругается. А вот выпади Зил из строя, пришлось бы несладко.
Подтверждая его догадку, хриплым лаем зашлась волчарка – здоровенная тварь, в холке по грудь Зилу, а ведь он не карлик какой, почти две мерные палки ростом. Когти у волчарки с указательный палец, клыки в вечно ощеренной пасти – с мизинец. Короткая, но плотная шерсть в мороз защищает зверюгу от холода, а в жару – от зноя. На большой голове хватает места маленьким закругленным ушам и умным глазам, изучающим жертву с неподдельным интересом: мол, какого цвета у жертвы кишки, а?!
Зил – непроизвольно! – отшатнулся.
И поймал насмешливый взгляд княжьего ратника, едва удерживавшего псину на поводке из кожаных шнуров. Не насмешка даже, а презрение было в том взгляде, который скользнул по лешему и чуть задержался на его ушах, будто было в них что-то особенное. Взгляд ратника, затянутого в латы из железного дерева, будто говорил: «Слабак ты, парень. Червь, а не соискатель!» На плоском невыразительном лице его явственно выделялась здоровенная бородавка – будто прилип ком серой слизи под глазом.
Поддавшись злому, смертельно опасному порыву, Зил закатил рукава, как делал это перед трудной работой, и, выскользнув из строя, протянул ладонь к волчарке:
– У-у, какая! Дай за ушком почешу!
Лютая тварь, вопреки присущей ей взрывной свирепости, обомлела от такой наглости. Потому-то Зил и успел коснуться ее загривка, прежде чем она пришла в себя и атаковала. Однако парень не просто так прибыл на Праздник, отец не зря сказал ему: «Зачем испытывать себя? Ты же знаешь, что готов».
Стремительно – легко! – он отскочил от волчарки. Ее клыки клацнули, укусив лишь воздух. А ведь могла оторвать ему руку, а потом сожрать!..
В животе у Зила забурчало. А вот зверюга выглядела ничуть не голодной: на боках вон какие складки жира. С таким-то запасом можно неделю одним воздухом питаться.
Волчарка зашлась лаем.
– И как зовут собачку? – в отместку за презрительный взгляд спросил леший у ратника. Тот как раз потянулся за кнутом, чтобы загнать в строй блудного соискателя, то есть Зила. – Чего молчишь, служивый? Язык проглотил?
Лицо княжьего воина мгновенно налилось кровью, серой осталась только бородавка. Он замычал, указывая Зилу, куда пройти, – и Зил тут же воспользовался советом, угодить под кнут ему не хотелось. А мычал ратник потому, что все ратники немые – языки у них отрезаны. Бойцы должны безмолвно подчиняться владыке, их мнение никого не интересует. Да и не выдаст немой военную тайну, не расскажет врагу секрет.
А врагов у города Моса и князя его Мора хватает.
У людей вообще много врагов…
В полдень, после утреннего лета, опять началась зима.
Небо затянула серая хмарь, из которой сыпанул мелкий снег. Тонким саваном ложился на Мос, город-кладбище, город-крепость, и тут же таял, превращаясь в стылые лужи. Древние руины, оплетенные плющом, и новостройки, окруженные высокой стеной, покрылись прозрачной пленкой. Арену погода тоже не щадила, погоде плевать было на грядущий Праздник.
Вернувшись в строй соискателей, торжественно топающих вдоль трибун, Зил, как подобает парню его лет, смиренно опустил голову, но все же заметил: бородавчатый ратник жестами сообщил что-то лысому, как колено, командиру, стоявшему дальше по проходу. В ответ бородавчатый получил серию взмахов рукой, пальцы которой при этом причудливо сплетались. Смысл бесед ратников скрыт от прочих, поэтому Зил ничего не понял, и все же ему не понравилось, как лысый посмотрел на него. Небось бородавчатый нажаловался.
Мос – город хоть и большой, но тихий. Жизнь в нем неспешна, и чужаков тут не привечают. Местные ценят спокойствие и размеренность. Однако сегодня в городе царила предпраздничная суета.
Лязгая ржавым металлом, мимо пронесли древние инструменты, извлеченные из княжеских хранилищ по случаю грядущего торжества. Торговцы, с головы до ног обвешанные промасленными сумками, истошно орали, расхваливая еду и напитки. Один такой – руки что соломинки, а живот выпирает – подбежал было к Зилу, сунул ему под нос отвратительно пахнущий кусок мяса на бамбуковой щепке, да тут же и отвалил, увидев, как парень брезгливо поморщился и отвернулся.
– Мне давай! – здоровяк отобрал у торговца товар и в одно движение затолкал в рот, измазав толстые губы жиром.
От этого мерзкого зрелища лешего отвлек кукольник, лысый череп которого был покрыт пигментными пятнами и редким седым пушком.
– Нравится? – прихрамывая, кукольник подошел к колонне.
От пальцев его, сплошь зеленых от татуировок, тянулись нити, привязанные к игрушкам, – мертвым деревяшкам, украшенным мертвым мочалом. Кукольник шевелил пальцами, и деревяшки