расплывчатой серенадой ленивого шмеля. Звонок повторился. Яна вздрогнула. Поспешила открыть дверь. Джемма проявила живой интерес и, настороженно рыкнув, проследовала за хозяйкой.
На пороге стояла дородная дама средних лет в роскошной дубленке и песцовой шапке. Волос видно не было. Лицо женщины, одутловатое, с обвисшими щеками, изборожденное морщинами, изрядно наштукатуренное, выражало боль и растерянность. При виде собаки растерянность на ее онемевшем лице только возросла. Она немного отпрянула и выжидательно посмотрела на Яну.
– Джемма, фу! – скомандовала Яна. – Не бойтесь, она вас не тронет. – Свои, Джемма.
– Здравствуйте еще раз, – процедила дама, – это я вам звонила.
– Проходите, пожалуйста, – посторонилась Яна, пропуская посетительницу в прихожую и жестом приказывая любопытной Джемме освободить дорогу.
Собака по-прежнему загораживала проход.
– Я кому сказала! – прикрикнула на нее Яна.
Джемма подняла на хозяйку виноватый взгляд, в котором все же сквозила тайная укоризна. Я, мол, волнуюсь за тебя, а ты…
– Спасибо, – со вздохом ответила та и протиснулась между Яной и косяком.
– Разуваться не надо, – предупредила Яна, – проходите в гостиную.
Санталова сняла дубленку, повесила ее на вешалку, потом – шапку. Ее короткие светлые волосы были завиты и уложены в прическу. Она, правда, изрядно примялась под шапкой. Джемма, демонстрируя само смирение, наблюдала за вошедшей.
Санталова неловким суетливым движением одернула черную юбку, поправила такой же черный пиджак и, бросив торопливый взгляд в зеркало, прошла в зал. Села в кресло. Яна устроилась напротив. Джемма растянулась у ее ног. Санталова робко улыбнулась, скосив глаза на собаку и тут же вновь стала подчеркнуто серьезной, если не скорбной.
– Чай, кофе? Может, что-нибудь покрепче?
– Нет, спасибо, я за рулем. А вот от чая не откажусь, – пробормотала Санталова.
Яна прошла на кухню, включила электрочайник и вернулась в гостиную.
– У вас курить можно? – осведомилась Санталова.
– Пожалуйста, – Яна пододвинула гостье пепельницу и сама достала из лежавшей на столе пачки «Винстона» сигарету.
– Мне нелегко говорить об этом, – Санталова нервно затянулась, – но я должна…
Ее маленькие серо-голубые глазки подернулись влажным туманом. Яна заметила, что губы и руки посетительницы дрожат, но та усиленно стремится сдержаться и не рухнуть в океан рыданий.
– Извините, – торопливо произнесла Санталова, – так вот… Мой сын погиб. Глупо и бессмысленно. Я никогда не одобряла его брака с этой… – она скривилась.
И тут Яна поняла, что перед ней вовсе не истеричка и не сверхчувствительная особа. Санталова, подумала Яна, властная и жесткая женщина, и только смерть сына смогла исторгнуть из ее глаз потоки слез. И словно в унисон Яниным мыслям глаза Санталовой просветлели, высохли, став похожими