егу шустрой реки лениво разлеглась небольшая деревушка. Лежала она себе среди ив и лугов и из года в год покрывалась то цветами, то снегами. И всё в ней было просто и незатейливо: и кривые дома, и дворовые собаки, и люди. И лишь название деревни вносило в задушевную жизнь звенящую ноту триллера. По неведомой причине она звалась Нижним Страшиловом.
К счастью, в округе не только не было ничего страшного, напротив – всюду зеленели заливные луга райской красоты, лесной птичкой щебетала речушка и поила всё вокруг живой водой. Природа вокруг буйно зеленела, пела и стрекотала. Но мир переменчив, словно узор в калейдоскопе, и… в один прекрасный миг луга так стремительно преобразились, что никто и ахнуть не успел. На сонную землю обрушилось стихийное бедствие – чертовы дачники!
Поленовские пейзажи разметили колышками и беззастенчиво нарезали на лакомые куски. Земля вокруг вздыбилась, взбесилась и перевернулась. Заливные луга превратились в большой муравейник, где бесконечно таскали бревна, листы металла и кирпичи. Всё бурлило и строительными пазлами складывалось в дома такой космической фантазии, что хотелось перекреститься. Каждый старался перещеголять соседа: дома обрастали витиеватыми башенками, бойницами, вензелями и другими атрибутами царских помещений. Народ дорвался!
К сожалению, кроме желания переплюнуть друг друга, на целомудренной земле горожан не объединяло ничего. Каждый норовил огородиться от мира глухой изгородью, чтобы ни одна живая душа не смела нарушить его внутренний мир с кружевными занавесками. Каждый старался отделить себя от яростного любопытства соседей. Всё – независимо от того, был ли это дворец или хижина – тщательно пряталось в панцирь. Единственной точкой, где сходились все интересы, была местная продуктовая лавка с многообещающим названием «Любой каприз», доверху набитая «товарами повседневного спроса», то есть водкой.
Лавка была своеобразным порталом между двумя мирами, но, несмотря на «крепкую» возможность наладить диалог между городом и деревней, что-то не клеилось. В основе отношений лежал глубокий духовный и материальный разлом, две разъехавшиеся тектонические плиты. Местные считали свалившихся московских упырей захватчиками и равнодушными типами, не способными трепетно беречь природу. Они считали их инородным телом на своей земле.
Афганыч
Первым появился электрик Веня из Москвы. На безгрешной земле он был единственным, словно ветхозаветный Адам. Имя его было довольно редким, а уж отчество, доставшееся от отца, звучало пожарным колоколом в ночи – Афганыч! Оно вызывало у людей невольный авторитет. По этой причине Афганыч и стал стихийным вождем «аграрного движения».
Афганыч был скор на поступки и соображал резво, но один недостаток всё же имел: эмоции вождя часто опережали словарный запас, и для равновесия он заполнял пробелы перчеными словечками. Недостаток воспринимался соседями спокойно, как смена дня и ночи. Делу он не мешал. К тому же время от времени в рутину дачной борьбы подмешивались вихри таких внезапных председательских увлечений, что всё незначительное блекло.
Сначала был масштабный картофельный флешмоб. В него с помощью кнута и пряника была загнана вся семья. Двадцать соток, отведенные под сельскохозяйственный экстаз, были заполнены упирающимися домочадцами. Воодушевленный Афганыч радовался затее, как дитя, и в состоянии эйфории проморгал зреющий бунт.
Первой взбеленилась разряженная в пух и прах дочь Лёля. Характер у Лёльки был отцовский, и психологический реквизит в виде кнута и пряника превратился в хлам. Все споры отца с дочерью напоминали тушение пожара бензином. Лёлька саботировала всё и кричала, что молодость дана ей не для этого дерьма! И хотя других аргументов у нее не было, через неделю отец устал спорить и сдался.
Правда, воспитательная битва была проиграна не полностью: сын Афганыча, Демьян, пошел в мать. Он был так же терпелив и доверчив, и поэтому остался в огородном окопе.
Будущий офицер УБЭПа Демьян Райков с лютой ненавистью окучивал гряды под присмотром папаши. Его кислая физиономия, висевшая над черенком лопаты, выражала острое недовольство, но попытки побега регулярно тормозило непреодолимое препятствие – грозная фигура отца в выгоревшем брезентовом плаще.
– Давай, давай! Окучивай! Нехрен нос морщить! – звонко щелкал «кнутом» папаня.
Взмокшее дитя смотрело на стройные ножки проезжающих мимо юных велосипедисток и с пронзительной грустью думало: «Копай, блин, копай! Крот я ему, что ли? На золотые посулы повелся! Вот я имбецил…».
Огородная ловушка всякий раз мастерски захлопывалась перед носом у доверчивого Демьяна: папаша так изобретательно сочинял новые заманухи, что сын неизменно покупался. Картофельный конфликт продолжался до тех пор, пока Демьян не встал на собственные ноги и не послал папаню на хрен.
На грядах остались лишь самые сознательные, то есть жена Ульяна. Изо дня в день ее яркий сарафан живописно обрамляла картофельная ботва. Ульяна была ответственной до крайней степени. Помимо огородных дел каждое воскресение она бросала всё и ехала в ближайшую церковь – на всякий случай отмаливать грешного мужа. Довольный муж, улыбаясь, объяснял: