чем зверь, которого она про себя окрестила Дмитрием, (из-за сходства с её университетским преподавателем), перестал обращать внимание на её присутствие, перестал уходить от неё и позволил себя фотографировать. Наградой за терпение и настойчивость ей была серия редких снимков, которые должны были украсить её книгу о таёжных животных центра Сибири. Только почувствовав, что вот-вот переступит предел, негласно установленный Дмитрием, Анна не без сожаления спрятала фотоаппарат с ценными кадрами и тихонечко отступила, страшно довольная собой.
День клонился к вечеру, и Анна неохотно повернула домой. Помимо редких снимков она несла грибы, клюкву для компота и толстого августовского зайца, предвкушая отличный ужин и приятный спокойный вечер. В отличие от большинства людей творческих, к которым причислила себя, начав писать книгу, она любила кропотливую работу вроде перебирания ягод и чистки грибов, когда руки заняты, а мысли свободно витают Бог весть, где. Сварит компот, стушит зайца с грибами и картошкой, проявит плёнку, и начнёт готовить остальные грибы для сушки – чем не идиллия?.. Кавказская овчарка Пальма вот-вот должна была ощениться, и Анна немного помечтала о том, как будет возиться со щенками. Обожала щенков крупных пород: толстолапые, неуклюжие и милые.
Как-то так вышло, что именно сегодня она с особой остротой ощущала, как всё сейчас в её жизни правильно и уютно. Вот именно: уютно. О счастье и покое и речи не было, конечно, но наконец-то всё правильно и удачно устроилось, то ли мир подстроился под неё, толи она под него, но всё вокруг доставляло ей удовольствие. Ту частичку земного шара, по которой несли её в данный момент длинные, привычные к долгой ходьбе ноги, она всерьёз считала одной из самых прекрасных. У людей, родившихся западнее Урала, Сибирь ассоциируется, прежде всего, с морозами, каторгой и медведями, и даже здравый смысл и поверхностное знание географии не в состоянии переубедить среднестатистического европейца. Мало кто знает, что Сибирь прекрасна и далеко не так безжалостна к людям, как это принято считать. В жарких тропиках род людской подстерегает гораздо больше опасностей, чем на сибирских равнинах и в сибирских горах; а дикая их красота ничем не уступает хвалёным новозеландским пейзажам. Так, по крайней мере, думала Анна, когда, присев отдохнуть на нагретый солнцем камень, смотрела со склона горы в убегающие за горизонт лесные дали.
Здесь всего было много: неба, воздуха, пространства, леса, камней. Огромное сибирское небо поражает каждого, кто видит его впервые, в самое сердце. Сидя на залитом солнцем склоне горы, можно видеть идущие далеко-далеко дожди, угольные тени облаков на дальних склонах, прослеживая их бег. Вокруг в сухой высокой траве надрывались кузнечики, их отчаянным треском мир был полон до краёв. Коршуны кружили над холмами, по одиночке и парами, перекликаясь переливчато и протяжно. Анна умела слышать голос леса и понимать его – и сейчас он говорил, что в мире царит покой. Ни одной тревожной ноты не было в его музыке.
Обычно она не сидела подолгу, особенно на ночь глядя, так далеко от дома; но сегодня ей почему-то хотелось побыть здесь и полюбоваться горами и озером, в котором отражались корабельные сосны и опрокинутое небо, украшенное кипами пастельных облаков, обещавших перемену погоды. Скрытый сейчас зарослями черёмухи, над озером стоял её дом, когда-то давно принадлежавший какому-то охотнику и лесничему, большой, удобный, с множеством хозяйственных построек и небольшой, но уютной банькой, а главное – с просторным и подходящим для фотографа погребом. Подумав о снимках, Анна вздохнула и поднялась с камня. В августе темнеет быстро, и она уже чувствовала, как по ногам тянет свежестью. Влажный холодный запах травяного нутра и озера был тем сильнее, чем ниже она спускалась. Предвкушая приятный вечер, она всё ускоряла шаг, и вдруг замерла.
Её собаки очень редко подавали голос, как все кавказцы, смущая незваных гостей молчанием и внимательными, почти волчьими глазами, смотревшими в упор. Лаем, как сейчас, они встречали немногочисленных «своих», но лай их звучал не особенно приветливо – они словно предупреждали её, что со «своим» пришли чужие. Чужих она боялась. Столько лет прошло, но всё ещё замирало сердце, и холод пронизывал всё тело. Бесполезно было утешать себя и говорить, что не такая она шишка, чтобы искать её так далеко и так долго, но стереотип, связанный с определённой категорией людей, был в ней силён, как во многих её соотечественниках. Поправив на плече карабин, она помедлила на тропинке прежде, чем выйти на поляну перед домом и увидеть тех, кого принесла к ней нелёгкая.
У дома её ждали трое, и лишь одного из них она знала. Сдержанно поздоровавшись, Анна вошла в дом, оставила там карабин, фотоаппарат, рюкзак, положила зайца на лёд, и только после этого вернулась к гостям. Те уже расположились за столом под черёмухой, оглядываясь с любопытством и недоверием.
– Вот, привёл тебе, Нюра, уфологов. – Сказал Анатолий Иванович, егерь, охотник и писатель, – Это канадец, Поль, а это наш, Игорь.
– Анна. – Она протянула им по очереди руку. – Опять по поводу Тунгусского метеорита?
– Тунгусского тела. – Поправил её Игорь. – Совершенно очевидно, что метеоритом это не было и быть не могло.
– Столько лет прошло. – Уклончиво ответила