Сергей Бакшеев

Контуженый


Скачать книгу

олок. Я не в окопе, не в блиндаже и не в раздолбанной снарядами хате.

      Взгляд вправо – окно. Настоящее окно с целыми стеклами, а не стена из мешков с песком. За стеклом ветер треплет пожелтевшую листву. Деревья, зеленка – удобное место, чтобы замаскировать миномет. Нельзя терять время, нужно подготовить огневые позиции: основную, резервную и ложную. Серия выстрелов и смена дислокации, чтобы ответкой не накрыло.

      И вновь хриплые крики: «Огонь! Выстрел! Огонь!»

      Стоп! Я вижу, как шевелятся мои губы. Это мой голос. О чем это я?

      Лесопосадка, миномет, огневая позиция. Я отдаю приказ, тяжелая мина опускается в широкий ствол. Сейчас долбанет! Голова вжимается в плечи, распахивается рот, тело привычно реагирует на привычную работу, но отзывается непривычной болью. Руки скованы, я не могут прикрыть уши – сейчас оглохну! Дергаюсь изо всех сил – и жуткая боль пронзает грудь.

      Я в плену?

      Страх тисками сжимает сердце. Я перевожу дух и поворачиваю голову влево. Железные спинки кроватей – мечта солдата окопника. Я лежу на такой же. Комфортный плен?

      Пытаюсь приподняться, напрягаю тело и – словно нож под ребра! Дикая боль, жгучие слезы до помутнения в глазах и постыдный стон. Я дергаюсь, задеваю какие-то трубочки, об пол разбивается склянка.

      Когда взор проясняется, я вижу недовольную девушку в белом халате. На полной груди колышется бейджик с именем Марина. Белая одежда и крестик в вырезе халата успокаивают.

      Но Марина ругается:

      – Ты что творишь! Хочешь загнуться? Инвентарь угробил.

      Она сдергивает с меня простынь. Я полностью голый. Обе руки примотаны к кровати, левая по локоть забинтована, в правую воткнут катетер, соединенный с капельницей. Наклейки пластыря на бедрах. На груди из левого бока торчат две дренажных трубочки. Верхняя вставлена в мерный сифон с прозрачной жидкостью, а нижняя сиротливо болтается. Стеклянный сифон я разбил. В нем была кровь, которая сейчас расплывается алой кляксой на светлом полу.

      – Где я? – шепчут мои пересохшие губы.

      – Из ада выбрался, а рай еще надо заслужить, – зудит Марина.

      Она говорит на правильном русском, безо всякого «ще треба». Я не в плену. Здесь наши! Но почему я связан?

      Медсестра пережимает пустую трубочку и убирает склянки с пола. Приносит новую бутыль, подвешивает к кровати, вставляет трубочку сквозь пробку, и я вижу, как в сифон сочится кровь. Моя кровь.

      Марина делает укол в мой голый зад и объясняет:

      – Концы трубок должны быть в физрастворе. Воздух попадет, загнешься. А укол, чтобы на стену не лез.

      В целом понятно, но я озадачен. Хмуро смотрю на связанные руки.

      Марину вздыхает и поправляет капельницу.

      – Ты буйный. Война в голове. С передовой вернешься, развяжем.

      «Что со мной случилось?» – хочу спросить я, но не успеваю. Помощь медсестры требуется у другой кровати.

      Через какое-то время укол действует. Боль, как внутренний дикобраз, сжимается и замирает под кожей. Если не шевелиться, боль дремлет и не расправляет ужасные иглы. Я так и делаю. Пялюсь в потолок и пытаюсь вспомнить, как я сюда попал. А в голове по-прежнему тошно и мутно.

      Я в больнице, с этим понятно. Далеко от передовой, раз стекла целы. В голове вертятся команды: на позицию, к бою, прицел, огонь, выстрел! Постоянно вспоминается миномет. Я вижу его во всех деталях. Наверное, я минометчик. Выкрикиваю команды – выходит, я командир расчета. Да, точно! Мы прошли через Лисичанск, закрепились на окраине села, а дальше…

      Морщусь от досады. Дальше ночь и сплошная темнота.

      Надо мной появляется уставший небритый мужчина, ловит мой взгляд, спрашивает:

      – Я врач, Юрий Николаевич. Как себя чувствуешь, боец?

      Когда-то давно, в прошлой жизни, в фильмах о войне я видел страдания раненых, но не мог представить, насколько это больно. Теперь представляю на собственной шкуре. Но разве я такой один.

      – Нормально, – отвечаю доктору. – А что случилось?

      – Тебе повезло. Вас накрыло артиллерией. Выжил только ты.

      В мутной голове чуть проясняется: ночь, прилет, вспышка, темнота. Я слабо дергаю левой рукой. На лице гримаса от душевной и физической боли. Я выжил, но в каком виде.

      Выдавливаю страшный вопрос:

      – Я целый?

      – Переломы пяти ребер со смещением, а также левого предплечья и ключицы. Левое легкое повреждено, схлопнулось, пневмоторакс, гемоторакс, – объясняет врач непонятными терминами и заверяет: – Это поправимо, всего лишь вишенка на торте.

      Не помню тортов с вишнями, но смыл доходит. Вишенка нечто маленькое по сравнению с большим тортом. Если всё перечисленное всего лишь вишенка…

      – А торт? – спрашиваю я.

      Врач отводит взгляд.

      – Перелом основания черепа, закрытая черепно-мозговая травма, контузия мозга второй степени. Ты восемь дней лежал без сознания.

      Тяжелой голове от неприятных