я наконец написал повесть о банках, но не только…
Рисунки автора.
Вторая редакция.
Посвящение
Посвящается выпускникам Московского инженерно-физического института и иным заблудшим душам этого мира.
Дисклеймер
Герои и события повести выдуманы автором из головы, высосаны из пальца и взяты с потолка. Любые совпадения с реальностью случайны, а сюжет целиком и полностью – плод фантазии. Автор может быть не согласен с высказанными героями суждениями, равно как и с мнениями, выраженными от третьего лица в контексте данного повествования. Автор ни к чему не призывает, ни на чем не настаивает и приветствует исключительно разумное, доброе и вечное. Повесть написана в год начала пандемии, что наложило неизгладимый отпечаток на ее содержание.
Стекание струй
– Какое счастье, что я не сменила фамилию! – Это была ее коронная фраза – сигнал начала тяжелой семейной сцены.
Он стоял на пороге – униженный, промокший, пахнущий коньяком, рвотой, мочой и чужой женщиной. В руках его так и осталась бесполезная связка ключей: пока он пытался просунуть нужный ключ в замочную скважину непослушными дрожащими руками, супруга открыла дверь изнутри. Она стояла в едва запахнутом халате, накинутом на голое тело, привлекательная, несмотря ни на что, вызывающая желание даже сейчас. Видимо, вскочила с постели, услышав царапание у железной двери. В глазах ее не проглядывало ни тени сочувствия.
– Кого ты на этот раз соблазнил, мразь? Отвечай! Мне осточертели твои бесконечные любовницы. Я тоже человек. Сколько ты выпил?
Насчет бесконечных любовниц она преувеличивала. Да, он чуть было не изменил ей сегодня, но ничего не вышло. Проклятое стеснение, мучившее его с самого детства. Панический страх перед незнакомым красивым женским телом возникал с того дня, как незабвенная тетя Рива из Черкасс застала его голым в спальне с журналом женской моды в руках. Сколько ему было тогда? Тринадцать лет, не больше. Он боялся прокручивать в памяти подробности, чем там все кончилось. Травма зафиксировалась на всю жизнь. С тех пор ему всегда требовался в постели особый, извращенный контекст.
– Что ты молчишь как партизан? А ну-ка иди на свет.
Она потащила его за рукав плаща в прихожую, как теленка на убой. Всмотрелась в лицо, принюхалась. Тонкие нервные выразительные черты лица ее исказилась, выдав сразу целую гамму чувств: отвращение, любопытство, страдание и даже некое восхищение собственной безукоризненной позицией объективного судьи. Недаром она в молодости подрабатывала актрисой на детских утренниках, изображая добрых фей и сказочных лошадей. Сейчас не пахло ни сказкой, ни добротой. Назревала истерика.
– Не смей трогать меня!
Она одернула его руку, потянувшуюся к ее шее. Халат окончательно распахнулся, показалась низкая правильная грудь, стройная, чуть полная в бедре нога, низ живота со шрамом от операции. На нервах она уже не могла справиться с поясом и надежно запахнуть халат. От стыда он опустил голову вниз и посмотрел на брюки: какими-то подозрительными коричневатыми струйками с них стекала вода на кафельный пол, вылизанный до блеска приходящей уборщицей.
– Что ты сопишь? Коньяка нализался? Сколько выжрал? Бутылку ноль семь? Точно, не меньше, судя по ароматам. С кем я связалась! Мои нервы! Какой идиот! Почему ты весь мокрый и грязный? В канаве валялся? Ты что, блевал?
Вопросы так и сыпались из ее рта, очерченного тонкими влажными губами, складывающимися в безупречные линии, чуть открывающие ровные острые зубы, любившие кусать плоть в те редкие моменты упоения, когда ее саркастичный ум полностью отключался. Почему женщинам надо задавать одновременно столько вопросов? Ему и на один трудно ответить. Из пересохшего горла вырываются только хрип и мычание. Да, он блевал, а сколько пил, разве упомнишь. Да и какая теперь разница?
– Вот мразь! Кого на тот раз ты затащил в постель? Весь свой отдел перетрахал? Впрочем, про какую постель я говорю? Вы где развлекались, под дождем, что ли? Романтик хренов. Надеюсь, на этот раз хоть с совершеннолетней связался.
Вопрос возраста потенциальных любовниц ее волновал больше всего. На втором месте было количество выпитого. Она ценила точность. Видимо, по некой известной ей формуле вычисляя степень вины. Нет, скорее степень эмоционального накала, которую она должна будет обрушить на его голову. Сегодня формула давала сбой. Он был на корпоративе, не предупредив, не позвонив, и теперь вернулся «на рогах» в пять утра, с запахом коньячной блевотины и каких-то приторных фруктовых духов, к тому же мокрый и грязный. Тонкие брови, выведенные в идеальную дугу десятилетием труда первоклассного косметического салона, хотели нахмуриться, но это было технически невозможно.
– Марш на кухню, сволочь! Опохмеляйся, если хочешь. На этот раз ты доигрался, я собираю вещи и уезжаю к отцу на дачу. Живи один, раз тебе дороги твои шалашевки и алкоголь. Мне тридцать семь лет! Мне надоело служить тебе доброй мамочкой и психиатром в одном лице. Утешать тебя после работы,