достаточно двух причин, чтобы лететь к тебе сквозь преграды:
в твоих объятиях становится тише боль
и приумножается радость.
Аня Захарова1
Глава 1
Тася
– Мам, ну договорились же уже, – скулю, посматривая на отца и желая доказать, что готова к самостоятельной жизни вне дома без постоянного присмотра. – У тебя ещё Аня есть и Костик, за которым необходимо наблюдать.
У моего любимого брата какая-то фантастическая способность вляпываться в приключения.
– Лен, правда, решили же.
Точка. После слов отца мама замолкает и согласно кивает, позволяя мне удалиться в свою комнату и закончить собирать вещи, которые с трудом уместятся в два огромных чемодана. Сейчас март, но погода в России изменчива и порой непредсказуема, поэтому сначала укладываю тёплые, а затем заполняю оставшееся пространство летними.
Лёгкий мандраж не покидает меня на протяжении нескольких дней, сразу после беседы с папой и согласия отправить меня из страны. Странное и пока необъяснимое чувство, что я возвращаюсь домой, хотя мой дом вот уже пятнадцать лет за границей. Но это не мешает надеяться, что всё сложится, как я задумала. Точнее, осуществить мою мечту помог папа, который привёл маме с десяток аргументов и уговорил согласиться на предложение, которое мне поступило. Долгий месяц она сопротивлялась, отказываясь слушать нас обоих, но он сделал невозможное, поэтому завтра в десять утра мой самолёт взлетит в небо.
– Это Вике передашь. – Мама вручает мне небольшую синюю коробочку, на которой красуется серебристый бант.
– Что это?
– Это наши женские секреты, – подмигивает и даёт понять, что детали мне знать не положено, а предмет предназначен лишь для Виктории. – Тась, почему нельзя работать здесь?
– Ты знаешь почему. Потому что все смотрят на меня с жалостью и сочувствием, не переставая напоминать, как неудачно сложилась моя судьба. А меня тошнит от их сожалений, понимаешь, тошнит? Я больше года провела у психолога, собрала себя заново и заставила встать на коньки. Не для профессионального спорта, а чтобы почувствовать себя живой. Всё, о чём я мечтала, к чему стремилась, рухнуло в один миг, оставив неопределённость и боль… – сползаю по стене со свитером в руках и закрываю лицо, чтобы мама не видела, как меня снова разносит вдребезги.
Подходит и молча опускается рядом. Гладит по голове, прижимая к себе и напоминая, что она всегда со мной: поддержит, поймёт, пожалеет.
– Прости, – шёпотом.
– Мам, я хочу новую жизнь начать там, где меня не знают. Не знают мою историю, не станут спрашивать, напоминать, методично давить на больное и злорадно наблюдать за реакцией.
– За новой жизнью нужно ехать в другое место. То, куда ты стремишься, не самое лучшее. Поверь мне.
– Для тебя – да. Все твои воспоминания связаны с разочарованием и обидами, мне же там видится нечто светлое и хорошее.
Говоря это маме, всячески скрываю, с какой целью возвращаюсь в город, где всё началось для неё с папой. Мои воспоминания иные: светлые, радужные, лёгкие. Последние несколько лет я уверена, что найду покой лишь там, с людьми, к которым тянется душа. Я задыхаюсь в этой стране, доме, с этими людьми, какими бы родными они ни были. Мне нужны стимул, надежда и путь, который будет только моим.
– Зря ты отказалась изменить фамилию. Папа ничего против не имел.
– Я Островская, – говорю, вскидывая подбородок. – Островской и останусь. Это важно для меня. К тому же папа уехал пятнадцать лет назад. Вряд ли вообще о нём кто-то помнит. Сменились люди, приоритеты, власть. Из вашей прошлой жизни остались только Ароновы.
– И Гриша.
Как только слышу знакомое имя, сердце пропускает удар, разнося кровь бурными потоками и отдаваясь глухой болью в виски. Не сейчас. Я вспомню о нём ночью, оставшись наедине с темнотой и музыкой в наушниках, как делала это последние несколько лет. Но тот факт, что завтра я его увижу, отдаётся во мне дрожью и нетерпением, с одной стороны, и парализующим страхом – с другой.
– И Гриша…
– Папа ему позвонил. Встретит в аэропорту, отвезёт к Ароновым. Переговоришь с будущим работодателем и решишь, оставаться или возвращаться. Тогда уже переберёшься в городскую квартиру. Там всё готово для тебя. А пока порадуй Вику, побудь с ней пару дней, ладно?
– Конечно, мам. Ромку хочу увидеть, он так вырос – выше меня на голову.
Показываю рукой, но даже Аня выше меня в свои тринадцать. Мне же достались скромные метр шестьдесят: хорошо для фигурного катания и плохо для жизни. Я, наверное, Грише с трудом до груди достану, если он соизволит обратить на меня внимание и подпустить на расстояние вытянутой руки.
В аэропорт меня едет провожать вся семья. Так сказал папа, которого за последние пятнадцать лет не посмел ослушаться даже Костя, не говоря уже обо всех остальных. Именно он первый поддержал мой порыв вернуться в Россию и работать там с малышнёй.