моей бандой инопланетян за дверь.
Вилма К.
Пять священных веществ. Пять уровней на пути к Озарению – самому прекрасному и самому страшному, что принесла цивилизация ӧссеан на планеты людей. Гӧмершаӱл, по-терронски называемый Янтарные глаза, проломит барьеры сознания. Лаёгӱр, Лед под кожей, сосредоточит мысли на далекой цели. Ӧкрё, Падение в темноту, уничтожит пламенем все, что было; а янтрӱн, Ви́дение, откроет дверь в новый мир и новую реальность. И, наконец, к душе взовет рӓвё, Голоса и звезды, – и объединит хаос сомнений в единое и единственное целое, в Космический круг Совершенного Бытия.
Такова вера ӧссеан.
Однако существуют и другие. Люди, как Лукас Хильдебрандт, которые хоть и понимают, чего от них хотят, но все равно ни за что не сделают этого, как положено. Космический круг Совершенного Бытия они принципиально называют Комическим духом Откровенного Нытья; а вместо того, чтобы идти навстречу Богу, упорно бредут в обратном направлении.
Для них это самый настоящий ад. Или как минимум борьба за жизнь.
Пять уровней неволи, зависимости, безумия.
Гӧмершаӱл
Глава первая
Таинство далекозерцания
«Самые важные вещи происходят втайне», – говорили на Ӧссе, и Лукас Хильдебрандт эту пословицу знал. Его глаз был наметан на непримечательные мелочи, которые могли повлиять на целый мир, и эта тоже не осталась незамеченной: на первый взгляд, незначительное событие, скрытое за суетой вокруг возвращения колонистов с Д-альфы. Пока медианты в поте лица пытались заслужить свою зарплату и заполняли все каналы нетлогов громкими заголовками вроде «Обнаружен новый ГУЛАГ», «Незаконные действия Совета по исследованию космоса», «Д-альфа открывает свою страшную тайну», – он был на несколько шагов впереди и стучал в совсем другие двери.
Двери эти – портал из нержавеющей стали, полированного титана и свинцового стекла – выглядели торжественно, как и положено в административном районе. Однако хватало всего одного взгляда на размашистые и легкие, воздушно-атектоничные черты здания, чтобы понять, что это точно не банк и не ведомство, да и вообще не что-либо человеческое. Ӧссенский стиль, который метко прозвали пришельческой готикой, гарантированно отпугивал всех финансистов, менеджеров и юристов – разве захотелось бы судебной фирме иметь офис в храме?
Лукас Хильдебрандт невольно вздрогнул от отвращения, входя сквозь роскошные двери в круглый зал с приглушенным светом, и его рука так же невольно потянулась к плечу в древнем приветствии Преданных и Избранных, Стоящих в Тени Аккӱтликса, пока не вспомнил, что в Аккӱтликса не верит. Он быстро спрятал ладони в мягкие складки пончо и тихо скользнул во тьму меж колонн.
Его окружила тишина, почти осязаемая после шума улицы, – это был совершенно другой мир. Лукас ощутил воздух святыни с примесью ароматного дыма, и у него под ребрами затаился страх. Он уже чувствовал, как воспоминания поднимаются со дна его памяти – самые чуждые ему воспоминания; он почти бросился обратно к дверям, пока его не накрыло волной непреодолимых образов. Но потом он напомнил себе, зачем пришел: Совет, Д-альфа, подозрение.
К черту Ӧссе! Слишком мало времени, чтобы скрываться от их идиотского пафоса.
Он огляделся. В зале ожидала дюжина ӧссеан, молча и без единого движения – часть на ногах, большинство на коленях. Все без исключения склонили головы, обратив их к центру, где точно так же без движения стояла фигура Насекомьего бога. По традиции фигура была отлита из гладкой блестящей стали и установлена в карминовом аиӧ – солнце – из розового мрамора и красного гранита. Обычно у святых нимб над головой, но у Аккӱтликса – под ногами. Лукас ухмыльнулся. Было кое-что еще – особенность, которую любой упустил бы из виду, если бы не знал о ней: извилистые струйки, высеченные в лучах аиӧ, уходящие в камень, как высохшие русла горных ручьев, и стекающиеся к ногам Насекомьего бога. Почерневшая корка на их дне выглядела как пыль железистого граната.
Но это была кровь.
Лукас обошел фигуру не глядя на нее и нашел себе неприметное место позади. Его темно-серое шерстяное пончо с длинной бахромой почти сливалось с цветом камня. В стене было несколько дверей, с обеих сторон имеющих узкие доски из иссиня-черного сланца, на которых светились надписи мелом. Он оглядел их – надписи были на чистом корабельном ӧссенском языке, без каких-либо знаков транскрипции и, конечно же, без перевода на какой-либо понятный человеческий язык. Причудливые узоры ӧссенского письма людям очень нравились – это мог быть неплохой принт для футболки, – но, конечно, мало кто разбирался в них достаточно хорошо, чтобы поставить на кон собственную жизнь. Неудивительно, что в этом здании посреди лучшего района Н-н-Йорка, кроме него, не было ни одного землянина.
Но он уже справился с недолгим приступом страха. Обычно Лукас подходил ко всем вопросам с подчеркнутой сдержанностью – даже связанным с Ӧссе; и теперь, когда он видел испуганные набожные выражения лиц своих неединоверцев, к нему возвращалась положительная непредвзятость.