пашке по соседству в центре внимания сегодня очередная кукла, родившаяся с серебряной ложкой в заднице. Элизабет Бэйли. Знаю её по лекциям у профессора Сэмьюэльсона и надоедливым золотистым волосам, которые частенько каким-то образом попадают мне между тетрадных листов. Как?! Мажорка через ряд от меня! А ещё я видел её в списке выбравших немецкий иностранным языком. Почему не нашла что-то погламурнее? Испанский? Французский? Хотя, каюсь. Хочу послушать, как её ротик будет произносить грубые для слуха предложения. Как вся она будет краснеть и стесняться, когда некоторые слова окажутся созвучными, с чём-нибудь непристойным. Я всё больше ловлю себя на мысли, что хочу увидеть её смущение.
– Ну же давай, Лиз! Вон он сидит.
Подружки подначивают девушку на что-то. Хотя какие они ей подруги? Даже я знаю, что Бэйли терпеть не может, когда её зовут Лиз. Она постоянно поправляет на Бет. Но сейчас она этого не делает. Где твоя гордость, Бет? Неужели, желание прогнуться под сестринство настолько сильно, что ты себе на своё горлышко наступаешь?
Девушка пытается отшутиться от задания, которое придумали для неё старшие, и случайно встречается со мной взглядом. Быстро отворачиваюсь. Ох, как же тупо получилось. Мне вообще плевать, о чём они там говорят. И на Элизабет Бэйли плевать, но ровно до того момента, когда я понимаю, что обсуждают они меня.
– Холли, я учусь с ним. Это Эд Хэндерсон, – шипит куколка.
– Боже, Лиз, ты знаешь, как зовут этого лузера?
Физически ощущаю, как она хмурится от своего имени. Видел это уже с сотню раз на парах и переменах.
Кстати, я удивлён не меньше этой блондинистой Холли. Серьёзно, Бет, ты помнишь меня по имени? Может, и кто я по гороскопу знаешь?
Моя одногруппница тем временем смутилась и снова бросила на меня взгляд. Этого я уже не видел, просто почувствовал, что она таращится, прямо по макушке царапнула своими голубыми глазищам. Жуть, аж волосы зашевелились.
– Он не лу… Просто активный студент, вот и запомнила, – врёт Бэйли, а я пытаюсь замерить степень своего охреневания по шкале от «ни фига себе» до «ошизеть можно».
Я не просто неактивный студент, я стараюсь быть самым неприметным в группе, но эта девчонка обратила на меня внимание.
– Пофиг. Сделай это, и ты официально одна из нас. Уверена, лошок-Эдди не целовался никогда. Будешь его первой. На всю жизнь запомнит.
Что, простите? Не целовался? Как же сложно сохранять равнодушный вид и не заржать. У меня аж скулы сводить начинает. Вот же тупые курицы. Нет-нет, я не горжусь своим послужным списком, но всё же… Лошок, лузер. Обидно немного. Перестарался я, что ли, со своим студенческим образом невзрачного ботана?
Бет Бэйли тем временем поднялась из-за стола, бросая умоляющие взгляды на своих будущих сестёр, но, увы, не нашла в них поддержки, лишь гадливое предвкушение забавной сцены. А уж как я её жду. Давай-давай, иди ко мне, Ложечка. Первый настоящий поцелуй сегодня будет у тебя. Клянусь, в твоей жизни ещё никогда не было ничего подобного.
*.*.*
С самого детства я просчитывал всё наперёд, выверял каждый шаг, думал, что крепко держу собственную жизнь за хвост, но она взяла и резко дёрнулась вперёд, протащив меня мордой об асфальт. Элитную школу, где я был звездой, откуда носил домой дипломы и трофеи, пришлось сменить из-за переезда. Ерунда, подумал я, когда отец потерял работу. В обычной государственной школе тоже можно многого добиться. Я снова контролировал всё, зубрил, не спал ночами, протирал штаны в библиотеке, а потом с тоской смотрел, как Чендлер Пирсон ездит на все соревнования в штате вместо меня, потому что у моей семьи не было денег на грёбаный билет на автобус, а на подработку времени у меня уже не оставалось.
Но и здесь я справился, начал получать гранты на поездки, даже выиграл чемпионат по спеллинг би в штате. А потом снова удар под дых. Целых два. Родилась сестра, и одновременно с этим у меня начало портиться зрение. Эти события были никак не связаны, и мне чертовски стыдно перед Руби за всё то дерьмо, что я думал о ней, когда глядел на её сморщенные розовые ручонки. Да, я злился, мы едва сводили концы с концами, а родители завели второго ребёнка. О чём они думали?
Но и это не могло остановить меня. Я уже собирался раскинуть крылья, поправить ублюдские очки на носу и снова переть к цели, как на мои плечи свалилась неподъёмная махина в виде грустного лица офицера полиции.
Помню урывками, что он говорил. Начал издалека дежурными фразами, готовил меня, но я уже всё понял. В мозгу тогда что-то стремительно защёлкало, пыталось найти новые рельсы, по которым пустить мой уже порядком потрёпанный поезд. Я не плакал, смотрел на раскуроченное авто, и новые расчёты потопили разум, я видел воображаемую траекторию, по которой крутился вокруг своей оси наш старенький форд, сминая мою семью.
– Твоя сестра в реанимации, жива. Но, Эдди, ей будет нужно серьёзное лечение.
Руби жива! Тогда-то я и заплакал, но уже от счастья. А дальше… Огромные медицинские счета, которые пришлось взять на себя нашей бабушке, разводящие руками страховщики и куча закрытых дверей. Вру. Одна была открыта. Та самая, за которой меня спросили:
– Эй,