нужно держаться подальше от искушения, и все будет хорошо. Выкинуть из головы образ кудрявой девчонки и сделать все возможное, чтобы сделать счастливой мою Ксюшку.
– Моя девочка, моя сладкая карамелька… – улыбаюсь и глажу по волосам Ксюшку, пока она тает от моих касаний.
– Скажи это еще раз… – шепчет она, закрывая глаза.
– Я буду повторять это каждую секунду. Поправляйся скорее и возвращайся ко мне.
– Мы правда будем жить вместе и ты не будешь спать с другими? – смотрит на меня со всей своей наивностью.
– Правда. – смеюсь я. – Мне тебя одной хватает с твоими закидонами.
Всю неделю я почти не вылезал из больницы, и если сперва меня пытались гнать оттуда поганой метлой, то вскоре смирились и смотрели на меня как на нежелательный встроенный элемент интерьера этой больничной палаты.
Все это время я пытался найти силы, чтобы сходить к Насте и извиниться за то, что ей пришлось увидеть. А потом я узнал, что она уехала. Что-то больно кольнуло у меня в груди, но я был рад. Так лучше. Так правильно. Она уехала в Москву, а это значит, судьба сделала выбор за меня. Я нужен Ксюшке, а мое искушение ушло из моей жизни, словно его и не было.
А затем началась моя новая жизнь. Ксюшка долго мне припоминала мои прегрешения и попытки отдалиться от нее в прошлом. Отношения перешли на какой-то другой уровень, которого я подсознательно опасался.
– Если бы ты держал свои гормоны в узде, ничего бы не случилось, – кричала на меня Ксюшка, когда я вырвал у нее из рук бутылку пива и выбросил ее в мусорку. – Я хочу выпить!
– Плевать! Сказали, что нельзя тебе спиртное, значит нельзя! И хватит вспоминать прошлое и упрекать меня во всем!
– У меня уже ничего не болит, я хочу пива!
– Перехочешь! А еще раз купишь, у нас с тобой будет серьезный разговор!
Иногда она так бесит своими капризами. Ведет себя как ребенок, хотя уже взрослая девушка.
Раньше мы часто пили пиво, но сейчас я тоже не пью ради нее. Раз ей нельзя, то я тоже отказался, чтобы не искушать ее. А она упрямо тянется к бутылке, хотя после операции врачи рекомендовали настоятельно вообще воздержаться от спиртного. Да и диета у нее теперь чуть ли не одни каши.
– Я больше не могу жрать эту лабуду! Хочу жареной картошки! – ковыряет кашу и тоскливо смотрит на телевизор, где рекламируют картофель фри какого-то ресторана.
– Твой гастрит не особо одобрит жареные продукты. Ешь кашу, она полезная. – огрызаюсь я, хотя понимаю, что жрать это дерьмо еще то удовольствие. Сам ем вместе с ней теперь каждое утро эти жуткие каши.
После больницы Ксюшку словно подменили. Раньше она часто улыбалась и смеялась. Выглядела беззаботной девчонкой, а теперь часто плачет, а при каждом удобном случае обвиняет меня во всех смертных грехах. Она стала вспыльчивой, резкой, ранимой. И кажется, что она настороже. Не доверяет мне до конца. Я что-то потерял, но пока не могу понять, что именно. Поэтому не знаю, как это вернуть.
Иногда мне кажется, что она даже не понимает, как мне больно выслушивать все ее обвинения и те обидные