од назад сгорел и синий «фольксваген», в котором были Маша и Кнопка. Эта мысль пульсировала в голове мужчины, стоящего возле дерева и пустым взглядом следившего за этим одиноким полётом. Неожиданный порыв ветра подхватил почти коснувшийся земли лист, давая нежданную отсрочку в неизбежном. Мужчина с тоской смотрел ему вслед, а он всё мелькал красным пятном в кристально чистом воздухе солнечного октябрьского утра. В этот момент у него перед глазами кроваво пульсировали мигалки «скорой помощи», стоящей на мокрой обочине возле дымящихся останков «фольца». Небо в ту ночь тихо плакало, смешивая свою влагу с той, что блестела на его щеках…
Ветер, наигравшийся со своей игрушкой, плавно опустил её на тело реки, неспешно катящей свои воды недалеко от обрывистого берега, где стоял человек, прислонившийся к стволу дерева. Теперь этот бордовый лист обрёл свою собственную судьбу, по воле случая избежав участи своих собратьев, покоящихся у подножия их родителя. Одиноким огоньком свечи он мерцал на стальной поверхности реки. Мужчина продолжал смотреть вслед уплывающему в неизвестность листику, ставшему кораблём, пока тот не исчез за поворотом реки…
В прошлой жизни человека у дерева звали Макаром Васильевичем Чуровым, тридцати трёх лет, и до не давнего времени он считал себя вполне счастливым человеком. Была работа… не сказать, чтоб она ему очень нравилась, но, по крайней мере, им хватало, даже что-то удавалось откладывать… Были друзья, какие-то свои увлечения… В центре же всего этого была его семья. Макар очень любил жену с пятилетней дочкой, но он давно свыкся с этим чувством, они были частью его жизни – как воздух, которого не замечаешь, пока он есть. Как зачастую бывает с людьми, они не осознают ценность чего-либо, пока этого не лишаются.
После той аварии жизнь Макара разделилась на «до» и «после». Работа, друзья, увлечения остались там, за чертой, даже ближайшие родственники отошли для него в тень. После похорон с закрытыми гробами он пытался жить старой жизнью, ходить на работу… Но работа вызывала лишь чувство нарастающего раздражения. Также не было ни сил, ни желания встречаться с родными и друзьями с их хотя и искренними, но выворачивающими наизнанку заботой и сочувствием. От всех этих взглядов, осторожных прикосновений его коробило, и откуда-то из глубины начинал накатывать гнев. Он понимал, что ведёт себя несправедливо, эгоистично. Возможно, он, как и прежде, был крайне необходим окружающим, но все его чувства как бы подёрнулись льдом.
Говорят, что время лечит. Что ж, наверное, это так… но до сего дня он не ощутил его чудодейственного действия. Этому, помимо прочего, способствовали частые сны. Какие-то из них были не более чем странными, оставляющими после себя в голове серый рой туманных образов и чувство, что упустил что-то важное, что не давало покоя. Но где-то в месяц раз Макар видел другие сны… Кошмары. Кошмары, из которых он вырывался обратно в реальность, словно поднимаясь со дна Марианской впадины сквозь кипящую смолу. Он просыпался в холодном поту с бешено бьющимся сердцем, дикий полукрик-полувой застревал в горле, тело становилось напряжённым как струна, готовая порваться в любой момент. Когда разум и чувства, оскальзываясь в топких остатках кошмара, наконец-то обретали подобие равновесия, в мозгу оставалась ослепительно ясная, как вспышка молнии, мысль: ещё одно мгновение, всего одно – и он остался бы в этой бездне бурлящей тьмы.
После одной из таких ночей Макар увидел в зеркале человека, очень на него похожего, но только вместо тёмно-русого цвета волосы его оказались едва ли не белее тополиного пуха.
Макар всегда считал себя не слишком эмоциональным человеком с крепкими нервами и способностью рассуждать здраво, не впадая в панику и не питая ложных иллюзий. Благодаря этим качествам он ещё держался, но вместе с тем чётко понимал, что ещё немного – и он окончательно соскользнёт в тёмные коридоры безумия, из которых не сможет выбраться, а в мире останется лишь пустая оболочка, пускающая слюни.
До недавнего времени его спасали изматывающие тренировки, которым он подвергал себя в зале, где преподавал его старый тренер по карате. Во времени он был практически не ограничен, так как четыре месяца назад уволился с работы. Это случилось как раз после того, как его голова поседела. Оказалось неимоверно тяжело ходить на работу, точно автомат, здороваться и общаться с людьми, а самому судорожно пытаться вспомнить и разгадать ночные головоломки. Параллельно с этим приходилось гадать, сошёл ли он с ума, а если нет, то когда это должно произойти – по пути на работу, на ней самой или дома? Физическая усталость ненадолго разжимала тиски, сдавившие его голову и душу, но на очень короткое время – до того момента, пока он не засыпал и начинал видеть сны. Всё остальное время, пока Макар не спал, он чувствовал себя относительно хорошо.
Поначалу сны не особо тревожили его, но по прошествии полугода стало очевидно, что это не просто тоска по ушедшим близким, а нечто переходящее за грань обычного человеческого горя. Он пробовал принимать снотворное в надежде вырубиться до утра, без сновидений; но выходило только хуже. Сны продолжались… Ему даже показалось, будто они стали более реальными, а после приёма лекарств стало гораздо труднее просыпаться. Он всё так же не мог вспомнить, что ему снилось ночью, но сквозь неясный морок