Маг. Лариса Пригарина

p>МАГ

      Рассказ

      1

      – Исключительная судьба.

      Стар, смугл, сед.

      Сродни кондору – крыл.

      Хламида-плащ, как темь, окутывает плечи, как занавес к действу, как крылья сильной птицы, уставшей после лёта: присела отдохнуть. Как твоё имя, птица? Откуда родом? Где твоё гнездо?

      Вот синий, с звёздами, колпак. Вот матовая кожа. И завитки тугих волос. Над веками взлетают брови. Кто б знал, откуда ты, факир?!

      Никто.

      Горят сокрытым пламенем глаза, посверкивают топкие, как ночь, затягивая в глубину без края и без дна.

      Большие, с чудной диковатостью, – глаза.

      Как выворачивают душу откровением своим! Безжалостны и судны.

      Как вынуждают трепетать! В предчувствии, в преддверии, в предвратье.

      Молчать и каменеть. Молчать и каменеть!

      О боже, боже!.. Какая жалость у колдуна?!

      Кто б знал, откуда ты, факир!

      Никто.

      И время витает над его свечой, оседая трещинами на лице. Зачем ты здесь, пришелец, странник?

      Его глаза, как ад, горят.

      Над светом пламенея.

      2

      – И это всё? – мать холодно спросила старца, держа за руку бледного ребёнка, не слушавшего их речей.

      На его хрупком лице сияли голубые глаза, а на большой кудрявой голове светились волосы, как солнце.

      Он стоял и смотрел на небо, на яркий зальцбургский базар, на крылья облаков, скользящих по лазури свода, рассеянным, безгрешным взглядом, не тронутым скукой и желчью взрослого мира.

      – Нет.

      Не прикрывая умных глаз, старик чуть уловимо усмехнулся. Бессрочная судьба его – из поисков, скитаний и чудес стара как мир, – навиделся и настрадался. Решила удивить?

      – Что далее? – И голос – лёд, им, как кнутом, стегнула старика.

      – Нет, ничего. – Суров и неуютен маг.

      Мать хилого ребёнка, утративши покой, внезапно глянула в острые недвижимые глаза мудреца. Словно в колодец. Не оторвать её. Так дорог интерес.

      – Совсем ничего? – «Поверить старику?! Да ни за что».

      – Есть кое-что, – старик замялся. И вспыхнули и засветились черные омуты глаз.

      Опомнившись, в испуге, что раскрылись, они вдруг затаились в тяжелых впадинах глазниц – бесценные жемчужины во глубине морских лагун.

      – Когда прервётся?

      Но старик замкнулся.

      Недосказанность сокрыв.

      Его молчание – зыбкость. Смятение и тайна.

      Что там с его душой? Что в ней?

      – Никогда. – Открылся он: – Бессмертие.

      – Что?! – Матрона обозлилась, сочтя, паясничает маг, на звон монет надеясь. И приказала: – Говори! Да говори, старик!

      Молчал старик.

      Суров, серьёзен, строг.

      Он произнёс:

      – Сударыня, правда вам к лицу?